Я пишу эту заметку на следующий день после трагической гибели принцессы Дайаны. Менее всего меня поразила ее гибель. В конце концов, в автомобильных катастрофах каждый день погибают тысячи людей. Не столь знаменитых, конечно, но сделавших не меньше, а иногда и гораздо больше, чем принцесса Уэльская. Поразило меня то, как буквально все средства информации во всем мире в течение целого дня делали из этой гибели новость номер один, как она, эта новость, отодвинула на второй — да что там, второй — на двадцать второй план все остальное.
Чуть ли не лейтмотивом того, что говорилось по радио, по телевидению, того, что писалось в газетах, того, что звучало в речах высокопоставленных государственных деятелей и прочих знаменитостей, была следующая нехитрая мысль: в гибели Дайаны повинна пресса. Не только те семь фотографов, которые преследовали машину с Дайаной и ее «другом» (именно такой эвфемизм стали применять к ее последней пассии) и в попытке уйти от которых шофер разбил машину, но пресса вообще, пресса, которая с самого первого дня ее появления в качестве невесты принца Чарльза и до последнего мгновенья ее жизни охотилась за ней, подглядывала сквозь замочную скважину, не давала покоя ни днем, ни ночью.
Что пресса вела себя именно так — истинная правда. Но давайте повременим с выводами о ее виновности.
Кто, с позволения спросить, потреблял этот товар? Кто жадно набрасывался на обнародованные бульварной прессой интимные подробности семейной жизни прекрасной принцессы? Кто, как не мы с вами, не может насытиться подробностями автомобильной катастрофы и требует, мол, давай подробности? Так кто же виноват? Пресса за то, что утраивает облаву на так называемых знаменитостей, или публика, которая с ненасытной жадностью набрасывается даже на самые мерзкие и низкопробные результаты этих облав, тем самым подтверждая то, что редакторы знают и сами: хлебом нас не корми, но дай порыться в чужом белье, в особенности в белье звездных особ. Неужели кто-то предполагает, будто папарацци выслеживают свои жертвы и кидаются на них лишь по собственной прихоти? Неужели кто-то сомневается в том, что они выполняют редакционное задание? Неужели надо доказывать, что если бы мы с вами не «хавали» это блюдо столь охотно, никаких папарацци бы не было — во всяком случае, в их нынешней ипостаси?
Полноте, не надо винить прессу. Нечего пенять на зеркало, коли рожа крива, грубовато, но точно.
Но не думай, уважаемый читатель, что я, как журналист, пытаюсь оправдать своих товарищей по цеху. Я далек от этой мысли, потому что пресса повинна в тяжелейшем прегрешении: в искажении нашей ценностной ориентации.
Дайана Спенсер, принцесса Уэльская, была, в сущности, самым обыкновенным человеком. Да, очень красивой, очень обаятельной женщиной — но не более того. «Выдающимся» в ней было только одно: она вышла замуж за будущего короля Великобритании (кстати, тоже человека обыкновенного). Она не сделала открытий, не установила рекордов, не совершила героических поступков, ничего не сочинила сколько-нибудь заметного, не блистала талантом исполнителя. Но в нашем представлении, в нашем воображении она занимала куда большее место, чем, например, Индира Ганди, совершенно выдающийся государственный деятель, павшая от руки убийцы. Кончина Дайаны показалась нам куда более значимой, чем, например, страшная смерть 94 женщин и детей, зарезанных на днях религиозными фанатами в Алжире. Мы их не оплакивали. Цветов не несли к алжирскому посольству. Вообще пропустили это сообщение мимо ушей.
Кто повинен?
По-моему, пресса.
Именно средства массовой информации формируют нашу оценку того или иного события, они определяют масштаб, они решают — что идет первой новостью, что печатать аршинным заголовком, а что идет где-то в конце новостной передачи, что печатается мелким шрифтом.
Мы с вами оцениваем не событие, не человека, а то, каким это событие, этот человек представлен нам прессой.
Дайана целиком и полностью является созданием средств массовой информации, она при жизни стала почти мифологическим существом, а смерть завершила этот процесс, но только благодаря прессе.
Казалось бы, чем больше информации, тем больше мы знаем и, следовательно, тем точнее оцениваем мир. Боюсь, что это заблуждение. Понятно, там, где речь идет о конкретных, скажем, научных, фактических, знаниях, мы превосходим своих предков. Но если речь пойдет об оценке и понимании окружающего нас мира, о шкале подлинных ценностей, нам хвастаться нечем.
И в этом я виню прессу. Я считаю ее глубоко аморальной — не только у нас, а вообще. Она перестала даже думать о своей ответственности перед аудиторией, о своей изначальной обязанности информировать и просвещать. Она заботится лишь об одном: о том, чтобы продаваться. Мы же с вами охотно идем ей навстречу, не замечая, как сентиментальность заменила в нас сострадание, как живое любознание уступило место полуприличному и праздному любопытству, как мишура влечет нас сильнее реальных ценностей.
Таковы невеселые мысли, навеянные на меня нелепой смертью принцессы Уэльской.
Владимир Познер (1997 год)