Двадцать шагов — отрезвляющий путь
Прямо до двери.
Кровь теперь словно застывшая ртуть.
Солнце ржавеет
Где-то за кадром. И море поёт
Бодро снаружи:
«Твой от тебя никуда не уйдёт,
Этот — не нужен».

Любовь — это память. Сотрите человеку память, и любви не будет. Загоните его в рамки обыденности, и он сойдёт с ума. Всё хорошее конечно. Поэтому будет больно. До тошноты. И невозможно мерзко.

Лето — самое время начать летать

Двенадцать месяцев пролетело; она сказала, что будет жить, в Господне лето вернула тело (одни картонные муляжи).

Ей сон не в руку, и час не ровен (как штрих на подписи — кошкин хвост). Она хотела болеть любовью, носить туникой во весь свой рост её, улыбкой сияя — солнцем, на крышах мелом писать «люблю!».

Сухой асфальт прозвенел червонцем в ушах и вырезал на корню (как ту деревню холера) счастье.

Мольба сирены, бесплатный цирк:
Пьеро с носилками из медчасти и карты ей неизвестной масти, и (ржавый) Стинг.

Двенадцать месяцев пролетело; дедлайном выделив ровно год, она взрослела или старела… и выла выпью в тени вольера, драла живот, одной затяжкой курила Марли, читала Мартина вслух сестре.

И из-под (с кожей сращённой) марли её тепло отдалось весне.

Недавно, в парке кормя собаку, я взглядом в небе поймал (на треть) упрямый профиль дракона Хаку и рядом ту, что смогла взлететь.

«Нет настроения» — в принципе, хорошо.
«Нет настроения» — это разлад с душой.

Так вот живёшь и не знаешь, а как она там вообще.
Кажется, что у тебя в арсенале из всех вещей
Лучшее — это она, безусловно, есть,
Вроде присутствует, шлёт в область сердца весть:
«На, посмотри, это я, то есть сущий ты».

Ты загоришься, расчешешь до красноты
Чахлую грудь и заглянешь в своё нутро,
И с потрохами сквозь рёберный путь метро
Вытянешь нечто из кожаной кладовой.
… показать весь текст …