Это будет, пожалуй, лето. А что ж ещё?
Солнце жарко зажмёт июль в сумасшедшей сальсе,
Мы столкнёмся на улице — встречи наперечёт:
У меня будут кеды и сумка через плечо,
У тебя — две работы и след от кольца на пальце.

У меня будут книжка и майка с цветным принтом,
Двадцать дырок на джинсах и плейер всё с той же песней,
У тебя будут туфли, рубашка и галстук в тон —
И пиджак через руку, и самый крутой смартфон,
И внезапно не взгляд, а холодный расстрел на месте.

Город будет гореть, выплавляясь и в ад, и в смог,
Заливая свой жар по капле в чужие раны,
Превращая себя в пустыню, и весь песок —
В раскалённый асфальт, перепачканный сотней ног,
А фонтаны… Скажи, ты помнишь про те фонтаны?

Как они поднимались в небо — стрелой, свечой,
Мир терялся в прохладных каплях, кружился в танце.
…Это было, конечно, лето. А что ж ещё?
У меня были кеды и сумка через плечо,
У тебя — сигарета, застывшая между пальцев.

У меня были книжка и майка с цветным принтом,
Двадцать дырок на джинсах и слабое чувство такта.
У тебя были туфли, рубашка, и галстук в тон,
И пиджак через руку, и как мы могли потом…
— Отпусти, — я сказала.
И ты отпустил.
Вот так-то.

Это было и снова будет — и все дела,
Как усмешка судьбы, как оскал — и вперёд, по списку.
Мы столкнёмся в толпе — кеды, майка, «а ты ждала?»,
Галстук, туфли, костюмы и прочие бла-бла-бла.
Навсегда далеко.
Навсегда невозможно близко.