А я говорил: бросай филфак, поехали
на Аляску.
Заведём у юрты двенадцать собак, в полозья врежем коляску.
Будем встречать ледяной рассвет
консервами из Канады,
Будем разглядывать волчий след,
одеваясь в овечьи латы.
Какая теория прозы, ты что? А там
океан и горы.
Там ветер смешался с водой и мечтой,
порвав скалистые шторы.
Большая медведица ловит в воде
звёздную жирную рыбу.
Там дорога из «где-то» ведёт в «нигде»,
минуя посёлок «либо».
Я точно тебе говорю: бросай. Ты видишь? Сегодня лето!
А ты собираешься что-то писать, учишь
свои билеты,
И время на кофе и туалет, да кошку в комочке меха.
А нужен всего-то один билет, чтобы
уйти, уехать.
Там будут живые: Ахматова, Блок — в виде цветных водопадов.
А по выходным там гуляет Бог. Любит,
до полураспада.
Там всё, что ты даже не сможешь
прочесть, можно потрогать руками.
Но вот ты заводишь будильник на шесть, говоришь, что завтра экзамен.
А я повторяю: поедем со мной к луне
цвета спелой клюквы.
Хватит глотать, разбавляя слюной,
чужие смыслы и буквы.
Поедем. Там тихо стучат топоры,
бурлит золотая тина.
Там валят деревья в реки бобры,
отстраивая плотины.
Засыпаешь. И книги твои храпят с чистых беспыльных полок.
Засыпаешь. Висит Иисус распят,
поскольку тоже филолог.
Выхожу от тебя и российский флаг
закрывает собой звезду.
Через время я нагружу собак и огней
тебе привезу!
Чтобы было чем жечь а-четыре, а-три,
и тетрадки и книжный шкаф.
Привезу медведицу: вот, посмотри. Не понравится — спрячу в рукав.
Я оставлю юрту с дубовым столом
Экзюпери-пилоту.
Но, наверное, ты получишь диплом и устроишься на работу.
Что толку: творил, шевелил, бубнил,
боролся с душой и с тушей?
И всё говорил, говорил, говорил, и требовал: слушай, слушай!
А, может, не нужно собак и юрт, не нужен рассветный мак…
Послушай, чего там вообще сдают?
Хочу поступить на филфак.