Удивительно какая-то тихая смена перед праздником получилась. То есть, конечно, днем суетились все, но дежурка была как под колпаком спокойствия. Обходили ее кругом события. И только совсем вечером ППСники привезли трех ряженых, которые не поделили территорию.
Капитан Виталий Сёмушкин задумчиво рассматривал трех Дедов Морозов и думал, что это ну прям чистый триколор: один в синей шубе и шапке, другой в белом, а третий, тот, которого отпинали первые двое, в красном. И шуба, и шапка, и морда, и борода. Ну, то есть, шуба и шапка изначально красными были, а вот морду и бороду ему конкуренты уже подкрасили кровью из носа. Да и бланш под правым глазом знатный наливался. «Левша бил,» — автоматически отметил про себя Сёмушкин.
Что ж мне с ними делать? Закрыть? Праздник ведь. Не оформлять и отпустить? А они опять чего-нибудь начудят, бизнесмены тюзовские. А ведь их там ребятишки ждут, поди. Те, немногие, которые еще верят в Дедов Морозов.
Сам Сёмушкин перестал верить в девяносто втором. Маму тогда осенью сократили из Министерства Связи. Она повозмущалась, поплакала, да и подалась в большой бизнес. Торговать чем-то на рынке. Папкиной зарплаты инженера уже стало совсем не хватать.
И, видно, продуло ее там. Осень была паскудная, зябкая и ветренная. И схватила Виталькина мамка воспаление легких и слегла в больницу. Лекарств нету, ухода нету. Еще ведь и взяли не сразу. Все уговаривали, что у нее бронхит простой. Папку не пустили в инфекционное сиделкой. Как уж они ее там лечили, только их совесть знает.
А аккурат под Новый Год — кризис. Виталька ведь сперва конструктор хотел очень. Прям мечтал с лета, когда увидел такой у соседского мальчишки. А папка сказал, что на Новый Год, если попросить, Дед Мороз обязательно такой подарит… Черт его знает, может, из-за этого конструктора в том числе мамка на рынок и подалась?
Потом, в конце декабря уже, не зная, как ей помочь по-другому, Виталька написал Деду Морозу письмо: «Дорогой Дедушка Мороз! Мне не надо никакого конструктора. Мне не нужно совсем никаких подарков. И в другие разы не надо. Я ничего ничего не попрошу никогда! Я буду учиться лучше всех в классе. Я буду всегда мыть посуду. И делать домашку каждый день. Ты только вылечи маму! Пожалуйста!» И положил письмо под чахлую елочку, которую они с папой, не зная чем себя занять, нарядили еще двадцать пятого.
Мама умерла аккурат на праздник. Позвонили вечером, вот как сейчас примерно, в десять с копейками, и спокойно сказали, что умерла. Всё, мол, готовьтесь к похоронам. Забрать можно тогда-то и там-то.
И Виталька больше в Деда Мороза не верил. Со дня похорон, когда он увидел мертвую маму и понял, что это тело в обитом красной простыней грубом ящике точно не его мама, а просто какая-то совсем чужая восковая кукла. А мама куда-то уехала и больше не приедет никогда. Приехать можно только к ней…
— Ну, что, лишенцы? — капитан многозначительно пошуршал бланком протокола. — Оформляться будем? Сейчас вам вкатят на радостях 15 суток, и будете снег убирать до середины января.
— Весь? — попытался пошутить белый Дед Мороз.
— Весь, дружок. Весь…
Сёмушкин повернулся к красному деду:
— Будете на них заявление писать?
— Окстись, милай… Повздорили мы, с кем не быват. Ужо пройдет всё скоро. Чего ж людёв-то в околотке держать? Их вон жеж еще мальцы ждуть. — Кивнув на еще не пустые мешки с подарками своих оппонентов, как-то странно, то ли по-старорусски, то ли по-деревенски как-то, ответил красный Дед Мороз.
Капитан с удивлением заметил, что только недавно наливавшийся сизым бланш под глазом почему-то стал едва заметен. Да и кровь на бороде… Как обесцветилась, что ли… Сёмушкин повнимательней присмотрелся.
Хиросимский КЗОТ! Так у него ж не приклеенная борода-то! Своя такая! Вот те раз. Вот те два. Вот те Дед Мороз. Видать, профи совсем. Это сколько ж такую отпускать нужно?
Борода и правда была знатная. Кипенно-белая, окладистая, спадающая волнами на изрядное брюшко. Да и лицо у деда свое такое, натуральное. Не грим это. Действительно, пожилой человек. Морщины от уголков глаз к вискам хитрыми лучиками разбегаются.
«Отпущу я их, — окончательно сформулировал для себя сидевшую в подсознании мысль Сёмушкин. — Как есть отпущу. На хрен они мне тут бухтеть до утра будут? Да и праздник все ж таки. И заказы не разнесли детям.»
— В общем так, рэмбы театральные. Данные ваши есть. Узнаю, что опять территорию тут у меня делите, я вашу ОПГ сине-белую так закатаю на кичу, пять лет дети без подарков плакать будут!
— Да мы чё, начальник? То есть, товарищ капитан… То есть, господин полицейский… Мы ж осознали! Мы вот ему поможем…
— Я вам помогу, херсонский ТЮЗ! Помощники папы Карло. Чтоб на сто метров к нему не подходили! Ясно?
— Ясно, да… Мы ж чего, мы ничего, — забормотали, радостно кивая, верхние части триколора.
«Придержу их минут на двадцать. Пусть дед подальше уйдет,» — прикинул Сёмушкин.
— А вы, дедушка, ступайте. — Другим тоном обратился капитан к красному. — Вон у вас и мешок еще полный…
— Дык, он всегда полный, как же без этого? — непонятно перебил дед.
— Вот и хорошо, — решив не вдаваться в подробности, кивнул Сёмушкин. — Вот и идите к детишкам. Праздник все-таки.
Дед, покряхтывая, поднялся с лавки, легко, как-то привычно закинул мешок за спину и подался на выход. Уже в дверях обернулся и окликнул:
— Виталька?
Капитан удивленно обернулся.
— Так-то, благодарствую. Но это… — дед задумался, отвел взгляд куда-то в пустоту. — Понимаешь, какая штука, Виталь? Не умеет Дед Мороз мертвых воскрешать — не дано ему. Ты уж прости, ладно? Не наша это епархия. Не наша…
И ушел, тихо затворив за собой дверь.