Собрались в отпуск, купили билеты на самолет до Москвы, перелет 8 часов. Я летать не боюсь, муж, наоборот, всеми правдами и неправдами пытался отказаться от путешествия, но пришлось составить компанию, поскольку я была в положении. После покупки билетов семилетняя дочка ходила за мной по пятам с вопросами: «А наш самолёт не упадёт? А что мы будем делать, когда он вдруг начнёт падать?» Муж сразу бледнел, и так страшно, а тут ещё доча масла в огонь подливает. Она у нас вообще может приободрить в нужный момент. К примеру, если мы едем на машине по горной дороге, она сразу задает вопросы: «Мы в пропасть не свалимся? А что будет, если всё-таки свалимся?», или же при начале движения задним ходом твердит, что, ну, всё, теперь точно врежемся. Позитивно настроенный ребенок, вобщем. На все вопросы дочери отвечала коротко, что наш самолёт не упадёт. Но она не унималась, все спрашивала, а что же делать будем, если всё-таки начнет падать. Что ответить ребенку? На ум пришло только то, что в самолёте будет проведен инструктаж, мы его послушаем и будем поступать, как скажут. Ответ несколько обескуражил и вызвал недоверие у ребенка, и вопросы продолжались — что делать будем? Ну, я возьми да и скажи, что будем молиться, больше ничего не поможет. Как ни странно, этот ответ вполне устроил, доча пошла к моей сестре разучивать молитвы и учиться правильно креститься. Наконец настал долгожданный для меня день вылета. Накормила мужа разными успокоительными пилюлями, доча, выучившая несколько молитв, была спокойна и с радостью носилась по аэропорту. Началась регистрация билетов и багажа. Доча спрашивает, зачем досматривают вещи. Ответила, как есть, чтобы террористы не протащили бомбу. Тут за час до вылета останавливают регистрацию. Комп вышел из строя. 15 минут до вылета. Объявляют, что возобновляется регистрация. На скоростях, не взвешивая и не досматривая, принимают багаж. Дочь громко у всех спрашивает: «А почему вещи не смотрят, а вдруг террорист с бомбой?» Одни смеялись, другие хмурились. Вышли на посадку, стоим у трапа самолёта, пропуская всех вперед, поскольку мне хотелось подольше подышать свежим воздухом, а мужа и вовсе ватные ноги не вели в самолёт. Наконец, все пассажиры зашли, остался только один мужчина, бледный и нервно озирающийся по сторонам. Решила на память сфотографироваться у трапа. Дала мужу телефон, он щелкнул. Мужчина начал вопить: «Что вы делаете? Это плохая примета фотографироваться на фоне улетающего лайнера!» Сказала, что не суеверна и хотела пройти в самолёт. Мужик преградил путь с требованием удалить немедленно все сделанные фотографии. Муж к нему присоединился. Дабы успокоить обоих, пришлось подчиниться трпбованиям шантажистов. Прошли в салон, заняли свои места, пристегнулись. Тут заходит этот дядя, что оставил меня без фотографий, и начинает креститься, бормоча себе под нос, очевидно, какие-то молитвы. Тут доча и выдает: «Скажите, а зачем вы сейчас молитесь? Мы ведь ещё НЕ ПАДАЕМ!» Дядя метнулся к выходу, но через минуту вернулся под смех половины бесстрашных пассажиров. Все заняли свои места, вышли стюардессы и начали проводить инструктаж. Дошли до кислородных масок. Дочь громко спрашивает: «А молиться надо до того, как оденешь маску или после?» Опять смех, но уже не такой активный. Инструктаж окончен, самолёт тронулся с места и тут начинает биться в истерике мальчишка лет восьми с криками: «Не надо! Остановите, я хочу выйти!» Отстегнулся и побежал к выходу. Стюардессы связались с командиром корабля. Самолёт побегал по лётному полю и вернулся назад. Подошел трап, на борт заявились сотрудники МЧС — психологи. Стали уговаривать мальчика лететь. Наш знакомый дядя с криком: «Плохая примета, дети могут предчувствовать!» сквозонул на выход. Смешки раздавались, но уже единичные, это, видать, самые отъявленные оптимисты хихикали. Было не смешно даже мне, какой-то неведомый страх забрался прям под кожу. Захотелось тоже покинуть самолёт. Но виду не подавала, чтобы не травмировать ребенка и не добить мужа. Наконец, спустя два часа, психологи успокоили ребенка, подозреваю, что каким-то волшебным уколом, так как он просто-напросто уснул. Стюардессы получили инструктаж, как вести себя с ребенком, когда он проснётся. В душе я начала молиться, чтоб сон ребенка продлился хотя бы восемь часов, то есть на всё время полёта. Психологи, пожелав нам счастливого пути, удалились. Трап уехал, самолет тронулся и остановился. Напряжение пассажиров росло. Бесстрашных совсем не осталось. Смотрю, трап опять едет к нашему самолету. Заходит наш старый суеверный знакомый, опять одной рукой креститься, другой — держится за сердце. Видать, очень надо было лететь. Наконец-таки со второй попытки взлетаем. Бортпроводники сидят пристегнутые. Беспкойный дядя начинает бегать к ним, настойчиво требуя остановить взлет и вернуть его на землю. Стало жутко. Набрали высоту, дядю накормили какими-то волшебными пилюлями. Все немного пришли в себя и успокоились. Попадаем в зону турбулентности, доча громко интересуется у всех, а не пора ли нам молиться, и где маски, которые были обещаны. Дядя, как водится, бегает по салону. Всем страшно. Слава Богу, за восемь часов всего минут пятнадцать провели в турбулентности. До посадки всё прошло спокойно. Самолёт стал снижаться, я глазами искала старого знакомого, привыкла уже, что он должен бегать, но он, по всей видимости, собрал последнюю волю в кулак, и сидел на месте, ругали за беготню его не зря. Земля всё ближе и ближе. Просыпается мальчик и сразу в крик: «ПАДАЕМ!» Под оглушительные крики мальчика и беготню беспокойного дяди самолет коснулся шасси посадочной полосы. Крики мальчика были забиты оглушительными аплодисментами и криками: «Браво! УРААА!». Очень хотелось расцеловать командира корабля и всех пилотов, но они, несмотря на наши требования, к нам не вышли, пожелав приятного пребывания в Москве по громкой связи. Побоялись, наверное, что пассажиры затискают их. Беспокойный дядя первый покинул самолёт.
Москва встретила нас отличной теплой погодой. Уже на выходе из аэропорта увидела, что нашего старого знакомого несут на носилках. Бежал бедолага по ступенькам, подскользнулся, сломал ногу и разбил сильно лицо. Мне было его очень жаль. Столько страху натерпелся, очевидно, куда-то спешил, а попал в больницу.
Этот полёт вспоминаю сейчас с улыбкой, а тогда было очень страшно.