Был солнечный полдень.
— Ну?.. — спросил дракон.
— Нет, нет и ещё раз нет. И не уговаривай. Я обязан пойти на это… — неуверенно ответил рыцарь.
— То есть ты считаешь себя обязанным лезть в драку и рисковать своей жизнью не из-за спасения мира или хотя бы какой-нибудь завалящей принцессы, а из-за сущего пустяка?
— Это вовсе не пустяк. — вяло запротестовал рыцарь. — Это вызов на поединок.
— Да-да-да. — Дракон закатил глаза и по памяти с сарказмом продекламировал: «Я, сэр Найджел, странствующий рыцарь, вызываю вас, о незнакомец, на поединок! И да скрестятся завтра поутру на этом самом месте наши копья, и буде победа за вами — езжайте себе по мосту далее, а буде победа за мной — да признаете вы прекраснейшей дамой на свете несравненную леди Джоанну!..» — дракон поморщился, как от зубной боли. — И понёс же нас чёрт по тому самому мосту, на котором ошивался этот полоумный, тьфу!..
От огненного плевка ящера вода в соседнем пруду вскипела, выметнув на берег парочку свежесваренных карасей. Дракон сразу вспомнил, что с самого утра ничего не ел, и это обстоятельство ещё больше испортило ему настроение.
— «…Несравненную леди Джоанну!» — с желчью повторил он. — У этой леди Джоанны, небось, ни сисек, ни зада и ноги в морские узлы завязаны…
— А ты откуда знаешь? — с подозрением спросил рыцарь.
— Была б она видной тёткой, разве пришлось бы её поклоннику силой заставлять людей восхищаться своей дамой? — резонно поинтересовался дракон.
Рыцарь не нашёлся, что сказать в ответ на подобный аргумент, а дракон с многовековой мудростью в голосе отрезюмировал:
— Всё зло — от баб…
— …И от вина. — добавил рыцарь, вспомнив что-то своё.
— …Но от баб — больше. — дракону тоже было, что вспомнить.
— …А от вина — чаще. — решил не сдаваться рыцарь.
— …А от баб — дольше! — ухмыльнулся дракон.
Рыцарь понял, что опять проиграл в диспуте и, чтобы сквитаться, решил вернуть дискуссию в первоначальное русло:
— Какой бы страхолюдиной та леди не была, но на поединок с сэром Найджелом я завтра всё же отправлюсь!
— Зачем? — дракон кротко вздохнул и посмотрел на напарника, как на душевнобольного. — Ради чего, собственно?.. Ты что, не можешь перебраться через реку в другом месте? Ну, Найджел-то хоть за удовлетворение своих сексуальных фантазий рубится…
— Это в каком смысле?
— В том, что чужими словами себя убеждает: «Йоу, я сплю с клёвой тёлкой!»…А ты-то, ты-то ради чего завтра к нему на мост попрёшься?
— Как это «ради чего»… — в свою очередь удивился рыцарь. — Понятное дело — ради своей чести.
— То есть вся эта эскапада с биением себя в панцирь и риском быть негигиенично нанизанным на заострённый дрын, всё это — ради каких-то субъективных и иллюзорных моральных ценностей?..
— Между прочим, это и называется «рыцарская честь»! — выпалил рыцарь и демонстративно оттопырил нижнюю губу. В знак упрямства и непоколебимости.
— Да вы, батенька, псих. — дракон покрутил когтем у виска.
— Нет, я рыцарь.
— А разница?..
— Ну… Нас уважают больше!
Теперь уже дракон не нашёлся, что ответить своему напарнику.
Они спорили до самого заката. Едва солнце скрылось за горизонтом, рыцарь громко объявил, что всю ночь будет точить меч, поститься и молиться.
— Мало того, что у меня партнёр — псих, так он ещё и идиот… — скорбно прокомментировал это дракон, приканчивая второй десяток варёных карасей. — …Решил воевать голодным и невыспавшимся.
— Но моя честь не позволяет!.. — взвился рыцарь.
— …Быть вменяемым. — закончил за него дракон. — Ладно, можешь хоть всю ночь заниматься садомазохизмом, а я пошёл спать.
И ящер с хвостом зарылся в стоящий у пруда громадный стог сена.
Принципиальности рыцаря хватило ровно на полчаса, после чего он сгрыз припасённую за пазухой головку сыра и полез в тот же стог с другой стороны. Правда, не забыв предварительно убедиться в том, что партнёр уже громко храпит.
Утро выдалось туманным. Ёжась внутри своей железной скорлупы от сырости, рыцарь долго вглядывался в противоположный край моста, а потом озвучил очевидное:
— Странно, сэра Найджела нет. Интересно, где же он?
— Полагаю, что уже миль за сто отсюда. — предположил торчавший за спиной рыцаря дракон. И уточнил. — Ну, если он, конечно, додумался менять загнанных лошадей…
— Как так?! — рыцарь от удивления подпрыгнул. — Он что? Испугался?
— Естественно. — дракон обнажил в ухмылке свои полуметровые зубы. — Когда я ночью с улюлюканьем начинаю за кем-нибудь гоняться, этот кто-то, как правило, пугается.
Рыцарь мысленно представил себе выносящуюся из темноты улюлюкающую чешуйчатую тушку высотой с двухэтажный дом и содрогнулся. Потом опомнился и возмутился:
— Но это же бесчестно!
— Не для меня… — и дракон оглушительно зевнул, давая понять, что ночью, в отличие от дрыхнувшего напарника, был куда более занят. — …Я-то не рыцарь, а потому чихать хотел синим пламенем на весь ваш морально-романтический маразм.
— Всё равно, это бесчестие. — упрямо гнул своё рыцарь.
— Нет, партнёр, это не бесчестие. Это миротворчество. — дракон придирчиво осмотрел свои длинные крылья.