Расскажите, пожалуйста, какие меры по усилению охраны храмов Вы предлагаете ввести, с какими просьбами обращались в Министерство и как они отреагировали на эти просьбы?

— К Министерству обратились в самом общем виде, чтобы вот в этот период, когда существует некоторый ажиотаж, и в наступление осеннего обострения у многих людей с лабильной психикой, чтобы была усилена охрана храмов по всей территории страны, особенно в больших городах, конечно. Министерству это знакомая процедура, потому что на большие праздники, такие как Пасха, Крещение, Рождество, Вербное воскресенье, оно очень помогает и никаких эксцессов не бывает. Поэтому задача решается. Но, так как участились в последнее время такого рода нападения, в разных странах теперь уже, потому что, как стало известно, уже 87 процентов всех мировых СМИ подробно рассказали, правда, с большими искажениями, об этой акции, которую провели эти существа в Храме Христа Спасителя, в связи с этим очень многие люди обострились. Я знаю, в Черногории был осквернён храм. И мы обратились в нашем послании в Министерство с просьбой создать систему охраны, но не только храмов, а всех православных святынь, в связи с такой волной, потому что трудно представить себе, что, вложив такие средства в эту серьёзную кампанию и с таким результатом, её оставили бы без последствий. Это всё же буква «А», а в алфавите — три десятка, поэтому понятно, что, как говорил один наш соотечественник, это «всерьёз и надолго».

— То есть Вы ожидаете нашествия или наплыва?..

— Не знаю, но нам обещали пришельцев из Киева, потому надо и этому противостоять, потому что обещали кресты пилить, тогда нужно как-то к этому подготовиться. Мы, конечно, не подготовлены, порядком мы вообще уже забыли и что такое сатанизм, и что такое советская власть, но нам изредка напоминают поджогом храмов и убийством священников, что, в общем, всё в нашем мире не так спокойно и просто, но все эти акции были без открытых угроз. Это дело уже становится весьма серьёзным, настраивает на серьёзный лад, поэтому, естественно, мы вынуждены были обратиться в наше Министерство. Надеемся, что помогут.

— А каким образом Вы видите усиление охраны: это милицейские патрули должны ходить, обнести храмы заборами?..

— Просто пост… У нас, когда такие явления начинались перед революцией 1917 года, у каждого храма был поставлен городовой, то есть это вполне для России, и для Киева, конечно, тоже, если Вы помните, он некогда был южной столицей Российской Империи, нормально, тоже были посты городовых.

— Просто чтобы стоял полицейский с оружием или как?

— Ну уж как сочтут нужным, но само присутствие полицейского с определенными задачами… И человек профессиональный может всё-таки это сделать лучше, чем кто-то из мирян.

— И чтобы он просто отправлял тех людей, которые пришли в храм и решили его осквернить, в полицию, и там уже с ними разбирались, да?

— Ну да, потому что, согласно специальному кодексу, который называется Уголовным, есть соответствующие статьи, и дальше обычные юридические процедуры.

— Не удивляет ли Вас и не пугает ли инициатива, Вы же говорили про Femen: «пришельцы из Киева», приехать в Россию и тоже пилить православные кресты — вот как это воспринимать и реагировать?

— Я в таком возрасте, что в жизни видел очень много чего. И вообще десять лет занимался тюрьмами, поэтому насчёт пугаться — это как-то… Я даже не знаю, чего тут пугаться… Возникает некая ситуация, внутри этой ситуации содержится некая проблема, мы её стараемся решать, наиболее эффективным и возможным для нас способом. Вот и всё, а пугаться… Я даже это не рассматривал. Я сплю спокойно.

— Ну, раньше они просто, извините, показывали грудь, а теперь ещё перешли к таким активным, «пилительным», что ли, действиям…

— Ну да, потому что, понятно, любая страсть имеет своё развитие. Так обычно и бывает, что человек раз в неделю выпивал рюмочку, потом он переходит к двум, а потом в периоде он становится алкоголиком. Так же и с воровством — всё имеет своё развитие. Здесь то же: сначала пилить кресты, потом пилить священников. Мы это всё проходили, есть даже кинокадры, всё известно. В истории всё зафиксировано, есть протоколы. Что тут нового?.. Понятно, это начальный этап, это тоже было, и такие же выступления были сто лет назад в храмах и в монастырях, и там тоже раздевались догола. Что дьявол может предложить нового? И призывы, вот как на спине было написано «Убить Патриарха» — это нормальный экстремистский призыв, призыв к убийству, это же, ну не знаю… Есть ли на Украине специальная статья про экстремизм? Это прямо буквально призыв к убийству. Что ж тут?.. Поэтому сначала призывы, а потом уже — распинать на Царских вратах. Потом топить в нечистотах, потому что тогда канализация была отнюдь не везде даже в городах, поэтому были выгребные ямы, там живыми топили священников, вспарывали животы, кишки прибивали к столбу и били кнутом, гоняли, пока все метры кишок не намотаются на столб. А потом отрезали это саблей, и священник умирал в страшных мучениях. Поэтому это всё есть, известны все фамилии этих священников. А потом, есть же лица из уголовных дел, когда уже это стало принимать характер как бы похожий на судопроизводство, до какой степени измождения людей доводили… У меня есть фотография моего прадеда, священника, когда он, высокого роста красивый мужчина, за два месяца, что побыл под следствием, во что превратился… А потом расстрел, выстрелом в затылок, и всё. В затылок — это ещё лучший вариант. Убивали и старых, и молодых, и пенсионеров-священников. Всё это было совсем недавно, я очень немало знал людей, которые были этому очевидцами. Просто сейчас они уже отошли в мир иной. Всё начиналось так, это, в общем, понятно… Кто, как, зачем… И цель, и всё знакомо. Так как история должна чему-то учить, стараемся. Я думаю, что надо как-то этому противостоять. Но если народ не защитит свою Церковь, тогда этот народ ждёт участь Церкви.

— Какая?

— Нас же должно было быть сейчас, по прогнозам, которые составлял Д. И. Менделеев, 600−700 миллионов, а нас 140, и мы продолжаем вымирать по миллиону в год, вот такая участь… Потому что началось с духовенства, прямо с 17-го года, ну, а закончилось простыми крестьянами и рабочими, и производственниками, и учеными… интеллигенцией тоже… и писателями… Сейчас некоторые представители, как они говорят, культуры считают, что надо дать этому всему свободу, а участь потом известна… Кроме тех, кто успеет уехать. Кто успел уехать, дожили благополучно, физически, но счастливы не были, потому что каждый человек питается корнями своего Отечества, а если всё обрублено, то…

— Femen что, покаяться нужно или что им нужно вообще сделать?

— Это не моя проблема… Что значит нужно?

— Как священник Вы можете посоветовать что-то?

— Нет. Я думаю, что взрослые люди всегда знают, что они делают. Что значит нужно покаяться? Интересно, вот я подойду к какому-то аптечному киоску и скажу продавцу: «Ты знаешь, ты продаёшь компоненты для наркотиков, для людей, для молодёжи, тебе нужно в этом покаяться»… Просто смешно. Он что, не знает, что делает? Или подойду к проститутке на улице и скажу: «Ты знаешь, тебе нужно покаяться». Что она, не знает, что она делает? Знает, сознательно… Все взрослые люди, что значит нужно? Кому нужно, тот придёт, покается. Кому не нужно, тот будет либо это продолжать, либо ещё как-то, может, менять своё главное дело жизни. В этот период жизни это их, так сказать, способ существования, что ли…

Конечно, если бы меня кто-то из них спросил, я бы сказал, что тот путь, который они выбрали, для них очень опасен. У меня в голове огромная статистика, потому что, ещё будучи такого возраста, как они, я ездил по стране и даже фотографировал разрушенные храмы, и в каждом селе мне говорили об участи тех людей, которые участвовали в том, чтобы сбросить крест и так далее… Эта участь ужасна… У меня нет врагов, но, если бы они были, я бы даже врагу не посоветовал делать то, что они делают. Потому что участь их ужасна, просто ужасна. И когда молодой человек это делает, просто такой, знаете, по хребту идёт холод. Сознают ли они?.. Им кажется, что они очень храбрые, но это очень всё чревато наисерьёзнейшими последствиями. И огромным страданием ещё здесь, на земле…

Может быть, удастся что-то спилить, но мы опять поставим. Ничего тут необычного нет… И монголы, и коммунисты, и фашисты, и французы — все жгли. И сейчас жгут. В моём селе, где я провожу часть лета, тоже сожгли новый деревянный храм из лиственницы. Строили около года, но за полгода построили новый, можно сказать, краше предыдущего. Жалко, конечно, сил: из лиственницы, знаете, рубить как тяжело? Это всё равно что в металл топор врубать — очень тяжело… Всё равно всё сделали мужики.

— И последнее: как Вы относитесь к инициативе мирян и общественных организаций создавать православные дружины и патрулировать храмы?

— Я тоже слышал об этой инициативе. Я вообще к любой народной инициативе, хоть вышивка крестом, или хороводы, или печь пироги для всех, очень хорошо отношусь. И когда есть проявление какой-то сознательной позиции в чём-то, в каком-то добре, сопротивлении злу — это всё прекрасно. Меня больше удивляет, что вот я в последние двадцать лет всё время даю интервью, иногда по пять-шесть в день, а вчера почему-то позвонили пятнадцать средств массовой информации. Такого урожая не было, я до сих пор, уже сутки прошли, не могу понять… И вот Вы тоже, приехав с украинского телевидения, задаёте этот вопрос… В чём дело? Небольшая группа людей, как мне говорят, это не то, что какое-то движение, объединяющее тысячи, решило сделать такую, как сегодня по радио слышал, мобильную группу. Я раньше ничего о них не знал. Есть такая инициатива — хорошо, но что так все как-то обеспокоены? Вот это удивляет. Просто никогда, что бы ни произошло… Обычно, если что-то такое происходит, позвонят четыре, ну пять, редко семь, а тут сразу в два раза больше — пятнадцать. Дружина! Православная! Всё. Просто такое ощущение, как будто инопланетяне приехали, высадились и сейчас будут Государственную Думу штурмовать. Вот такое впечатление. Вот это меня больше удивило, чем сам факт. Это нормальная реакция здорового организма.

Ну вот, например, кто-то мне сообщил, что мой домик в деревне собираются сжечь. Я бы прямо сейчас поехал и что-нибудь там организовал, какое-то контрнаступление. Понятное дело, жалко же: сам строил, два года, лучшие годы своей молодости провёл, вдруг кто-то спалил. Так же и здесь: люди защищают храм, нормальное явление. Везде есть охрана и защита, в каждой мечети, синагоге, в дацане и не только. В той же Государственной Думе — вообще не пройдешь, паспорт нужен, пропуск, самое обычное явление. Здесь что, как будто что-то такое происходит экстраординарное, вот что удивляет.

— Они с Вами никаким образом не связывались, не просили благословение?

— Нет, пока нет. А я не знаю, знают ли они о моём существовании вообще.

— Может, не лично с Вами, а с Синодальным отделом…

— Нет, пока нет, мне сразу было бы доложено.

— Значит, они так сознательно, самостоятельно решили всё это делать?

— Вроде да.

— Вы до этого не слышали об этой организации?

— Нет, не слышал.

— Просто их даже несколько, даже в Google вбиваешь «Святая Русь», сразу так штук пять, наверное, они чуть-чуть с разными вариациями называются…

— Название хорошее, традиционное, ничего не вижу, а что там за этим стоит, какая их идеология… Надеюсь, доброкачественная.

— Из Министерства Вы ещё не получили ответ?

— Только вчера отправлено. Министерства так не работают, чтобы сегодня пришло, завтра ответ…

— Вы просто просите, чтобы они поставили какие-то патрули, один или два полицейских возле храма?..

— Я не конкретизирую. Понимаете, одни условия в Москве, другие — в Нарьян-Маре, третьи — в каком-то маленьком селе, где тринадцать дворов, как в моём…

— То есть они сами, со своей позиции…

— Да, со своей позиции, потому что они информированные люди, это одна из самых информированных организаций в нашей стране — наша милиция. Извините, полиция… Никак не могу привыкнуть.

— Понятно. Спасибо.

— Пожалуйста. Рад стараться.