О чем на самом деле рассказывается в добрых детских сказках

Ты даже не представляешь, какие страшные и жестокие детские сказки читали наши прапрапрадеды. Неудивительно, что прадеды не дожили до наших дней.
На самом деле шапочка-то у девочки была серая. Она просто носила ее мясом наружу.
Фольклор

Принятые в России законы, защищающие детей от вредной для них информации, очень, очень обстоятельны. Отныне в детских книгах нельзя ничегО.

Федеральный закон
Российской Федерации
436 (5−2)
К информации, запрещенной для распространения среди детей, относится информация:

1) побуждающая детей к совершению действий, представляющих угрозу их жизни и (или) здоровью, в том числе к причинению вреда своему здоровью, самоубийству;
2) способная вызвать у детей желание употребить наркотические средства, психотропные и (или) одурманивающие вещества, табачные изделия, алкогольную и спиртосодержащую продукцию, пиво и напитки, изготавливаемые на его основе, принять участие в, заниматься проституцией, бродяжничеством или попрошайничеством;
3) обосновывающая или оправдывающая допустимость насилия и (или) жестокости либо побуждающая осуществлять насильственные действия по отношению к людям или животным, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Федеральным законом;
4) отрицающая семейные ценности и формирующая неуважение к родителям и (или) другим членам семьи;
5) оправдывающая противоправное поведение;
6) содержащая нецензурную брань;
7) содержащая информацию порнографического характера.
И так далее*.

Фунтик
* — Примечание Phacochoerus’a Фунтика:
«Там на самом деле еще немало прекрасного, когда дело доходит до ограничений по возрастам. Знаешь ли ты, например, что в книгах для детей до 12 лет не может быть упоминания тяжелых болезней? Потому что только так воспитывают настоящих будд, не ведающих зла. Точно»

Кто-нибудь может назвать хоть одну хорошую детскую книжку, которая не нарушала бы этот закон?
Все эти Карлсоны, муми-тролли, Дэвиды Копперфильды, Гарри Поттеры, Гекльберри Финны, Тимуры, дяди Федоры и Винни-Пухи только и делают, что злостно попирают все его пункты.
Они убегают из дома, бродяжничают, ругаются со своими тетушками и отчимами, дерутся, летают на зонтиках, бегают по крышам и вообще бесконечно совершают действия, представляющие угрозу их жизни.
Детям остается разве что читать сценарии к телепузикам, да и последние, если подумать, порой чересчур налегают на пузи-блинчики, явно стремясь нанести вред своему здоровью при помощи тяжелой формы ожирения.

В общем, чудовища сознания всплыли на перископную глубину.

(Правда, лазейка есть. Новые Бажовы и Носовы, пока действует этот закон, у нас, конечно, не появятся, но старых все-таки не будут так уж сильно гонять с полок в магазинах и библиотеках. Потому что в законе мимоходом упомянуто, что если произведение имеет значительную художественно-историческую ценность, то так и быть: курите, пейте и шляйтесь ночью по кладбищу с дохлой кошкой на веревочке.)
И самое смешное, что в целом особых возражений общества этот замечательный закон не вызвал.

Раздававшаяся местами критика в основном сводилась к тому, что под детским соусом будут закрывать сайты и терроризировать концерты, рассчитанные на взрослую аудиторию.

А то, что деток можно и нужно защищать от всяких ужасов, — тут вроде все давно пришли к консенсусу.
Почему-то сегодня считается, что дети — это такие нервные и нежные существа, что при виде муравья, сломавшего лапку, они будут терять сознание от сострадания и никогда-никогда не подумают вытащить из кармана увеличительное стекло и проделать с членистоногим некоторые небезынтересные манипуляции…
Нам как-то приятнее думать, что дети — замечательно чистые и чудные создания, которые бы выросли безусловными ангелами, если бы не злобные и порочные мы вокруг.
Лучше всего на эту тему высказался, пожалуй, прекрасный детский писатель Владислав Крапивин (многие из его книжек уже не пролезают сквозь добрую решетку ФЗ 436):

«…Это объективная, не только социальная, а даже и биологическая истина.
Дети действительно рождаются неиспорченными, искренними существами, они во многих отношениях чище взрослых.
Беда только, что в то же время они наивнее, беспомощнее и неопытнее своих родителей и наставников.
Потом уже постепенно взрослый мир переделывает их по своим законам — одних раньше, других позже.
Столкновение детского бескорыстия и взрослого прагматизма — это драма многих поколений».

Увы, но к биологическим истинам этот чудесный взгляд на мир никакого отношения не имеет.

Ребенок, рождающийся на свет, пусть и склонен к альтруизму как представитель социального вида, но эта склонность пребывает у него до поры до времени в весьма пассивном состоянии, потому что первые годы жизни на его повестке дня совершенно иные приоритеты. Очень-очень далекие от приоритетов немолодого, благодушного и хорошо воспитанного джентльмена начала XXI века.

Ребенок ничего не знает о гуманизме, бескорыстии и достижениях социального прогресса, но он хорошо понимает, что мешающего тебе врага правильно будет треснуть камнем по башке, а потом радостно смеяться, глядя, как у того утекают с красной жижей зубы.

С возрастом дети, напичканные по уши нянькиными воркованиями о том, что такое хорошо и что такое плохо, становятся, конечно, чуть менее естественными.
Но еще очень долго у большинства из них столь спокойные взгляды на природу насилия, что современные неопытные матери то и дело пьют канистрами валерьянку, пытаясь осознать, почему их ненаглядные мальчики и девочки вытворяют такое, если их никто ничему такому не учил.

Дети с их пластичной психикой, так легко забывающей плохое, так гибко подстраивающейся под невыносимые для взрослого условия существования, конечно, могут вырасти и на телепузиках.

Но это нужно не детям, а их родителям, которые сейчас во главу угла поставили безопасность как абсолютный приоритет над любыми другими потребностями человека.

О том же, что на самом деле любят дети, мы можем догадаться, внимательно посмотрев на народные сказки, которые тоже прошли свой эволюционный путь.
Выжить сумели только те, которые на самом деле нравились детям, просившим с полатей дрожащими голосками еще раз рассказать им про злую ведьму, поедающую маленьких мальчиков.

«Но ведь большинство народных сказок такие милые, добрые и невинные!» — скажешь ты.

Ну конечно. После того как в эпоху Просвещения их тщательно выстирали и кастрировали всякие братья Гримм и Шарли Перро, после того как их окончательно добил Уолт Дисней — они да, очень милые.
Оригинальные же, необкорнанные версии этих всеми любимых сказок чаще всего выглядят совсем, совсем иначе.

Хочешь знать как? Надеемся, твоя канистра валерьянки у тебя под рукой.

КРАСНАЯ ШАПОЧКА

В оригинале Красная Шапочка носила вовсе не шапочку, а шаперон — накидку с капюшоном.
У Перро она разгуливала именно в шапероне.
А вот в немецкой версии братьев Гримм девочка была именно в шапочке, что прижилось и у нас.
Первая запись этой сказки, сделанная в Тироле, датирована XIV веком. Распространена она была по всей Европе, и в оригинале ее рассказывали с любопытнейшими подробностями, о которых Перро и Гриммы как-то забыли упомянуть.

КРАСНАЯ ШАПОЧКА
Девочка в красном плащике действительно заболталась с волком по пути к бабушке. А когда она пришла к домику, там хитрое животное уже успело бабушку не только убить, но и сварить.
Волк в бабушкином чепце и платье кулинарничал, гостья была приглашена к столу, и вместе они принялись весело кушать бабушку, у которой было вкусное жирное мясо. Правда, бабушкина кошечка пыталась предупредить девочку о нежелательности каннибализма. Она крутилась вокруг и пела песенку:

— Девочка бабушку жует,
Бабушки своей косточки грызет.

Но волк метким ударом деревянного башмака тут же убивает наглую кошку, на что Красный Плащик реагирует весьма безмятежно.
Девочка раздевается догола, прыгает к бабушке в постель и принимается задавать ей непростые вопросы:
— Бабушка, почему у тебя такие широкие плечи?
— Бабушка, почему тебя такие длинные ноги?
— Бабушка, почему тебя на груди так много шерсти?

Волк на это честно отвечает, что так ему удобнее дорогую внучку обнимать, догонять и согревать. А когда дело доходит до больших зубов, волк не выдерживает и вспарывает своей милой подруге шейку. Видимо, бабушки ему не очень досталось за обедом.

И да, конец. Никаких дровосеков.

ГЕНЗЕЛЬ И ГРЕТЕЛЬ

Древний сюжет про детей, потерянных в лесу, обрел новую жизнь в самом начале XIV века, во время Великого голода 1315−1317 годов.
Три года чудовищных неурожаев, вызванных продолжительными заморозками, унесли примерно 25 процентов населения Северной Европы. В городах и деревнях процветал каннибализм. И именно тут появились Жанно и Марго (или Гензель и Гретель в немецком варианте).

Версий сюжета много, но самая популярная заключалась в том, что отец и мать, помирая от голода, решили съесть своих детей.
Дети, услышав, как родители точат ножи, помчались в лес — переждать там, пока папа с мамой от голода умрут. По дороге мальчик бросал камушки, чтобы не заплутать.

Просидев какое-то время в лесу, дети тоже стали изнывать от голода и тихонько прокрались обратно к дому. Там они услышали разговор родителей, которые раздобыли где-то немножко хлеба и теперь печалились, что хлеб-то для подливки есть, а вот непослушное мясное блюдо от них ускользнуло.
Дети стащили кусок хлеба и опять подались в чащу. Но теперь мальчик отмечал путь крошками, которые тут же склевали тоже обезумевшие от голода птицы.

Доев хлеб, дети решили было помирать — и тут они вышли к домику, сделанному из хлеба! А окна даже были выложены пшеничными лепешками!
Дальше все идет по уже знакомой нам колее.
Но в конце дети радостно возвращаются домой, неся с собой не только мешки свежего хлеба, но и хорошо зажаренную ведьму.
Так что родителям теперь не нужно есть своих детей. Все счастливы, все обнимаются.

С течением времени сказка видоизменялась. Голод в качестве основного персонажа все же остался, но родители теперь просто избавляются от лишних ртов, отводя детей в лес.
Домик превращается в пряничный, ибо маленьких слушателей нынче хлебом к ведьме уже не заманишь, а изжарившаяся ведьма так и остается в печи, не попадая на семейный стол.

БЕЛОСНЕЖКА
В системе классификации сказочных сюжетов Аарне — Томпсона Белоснежка идет под номером 709.
Это одно из известных повествований народной сказительницы Доротеи Виманн, записанное Гриммами и изрядно ими смягченное, хотя и от гриммовской версии фанатам Диснея станет не по себе

Ну, во-первых, Белоснежку, падчерицу царицы, тоже собирались съесть — как без этого в сказке-то?
Мачеха потребовала от слуги, чтобы он, придушив надоедливую девицу, принес в царскую кухню ее легкие и печень, которые и были поданы в тот же день на веселом званом ужине в замке (потроха оказались оленьими, ибо слугу девица подкупила своей красотой и молодостью).

Белоснежка оказывается в плену у семи горных духов, которым тоже нравится ее красота — настолько, что они решают оставить девушку у себя. После смерти Белоснежки от отравленного яблока гроб с ее телом выставляется на горе, и там его видит проезжавший мимо королевич.

Далее Гриммы с некоторой заминкой пишут, что королевич пожелал забрать мертвую девушку к себе, потому что она выглядела как живая и была очень красивой.
Не будем думать о королевиче плохо — может быть, он, в отличие от возлюбленного Спящей Красавицы (см. дальше), просто собирался честно и благородно выставить ее в краеведческом музее.
Но пока он торгуется с гномами за право выкупа тела, его слуги роняют гроб, мертвая девушка падает, кусок яблока вылетает изо рта девицы — и все живы и счастливы.

Ну, кроме мачехи. Потому что царице на ноги надели раскаленные железные башмаки и заставили ее плясать на горящей жаровне, пока она не умерла.

СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Ага. Конечно, поцеловал он ее…
Нет, в древних версиях этого сверхпопулярного сюжета, первые записи которого относятся к XII—XIII вв.екам, все происходило иначе.
И подробнее всех за полстолетия до Перро, в 30-х годах XVII века, сюжет записал итальянский граф Джамбаттиста Базиле, еще один собиратель народных сказок.

Во-первых, король был женат.
Во-вторых, обнаружив девушку, спавшую в заброшенном замке в лесу, он поцелуем не ограничился.

После чего насильник поспешно уехал, а девушка, так и не выйдя из комы, в положенный срок разрешилась двойней — мальчиком и девочкой.
Дети ползали по спящей матери, сосали молоко и как-то выживали. А потом мальчик, потерявший материнскую грудь, начал от голода сосать подвернувшийся мамин палец и высосал застрявшую там проклятую занозу.
Красавица проснулась, обнаружила детей, поразмышляла и приготовилась к голодной смерти в пустом замке.
Но проезжавший мимо король как раз вспомнил, что в прошлом году весьма недурственно провел в этих зарослях время, и решил повторить мероприятие. Обнаружив детей, он повел себя как порядочный человек: стал наведываться и подвозить продукты.
Но тут в дело вмешалась его жена. Детей она зарезала, накормила папашу их мясом, а Спящую красавицу хотела было сжечь на костре.

Но потом все кончилось хорошо. Королева пожадничала и приказала стащить с девушки шитое золотом платье.
Король, полюбовавшись на юную голую красавицу, привязанную к столбу, решил, что прикольнее будет отправить на костер старую жену. А детей, оказывается, спас повар.

РАПУНЦЕЛЬ
А тут вообще все крайне невинно. Единственное, считай, отличие диснеевского сюжета от оригинальной версии, записанной Гриммами, в том, что никуда Рапунцель с принцем не убегала.
Да, он лазил в башню по ее косе, но вовсе не с целью жениться. И Рапунцель тоже не рвалась в пампасы.
На свободу она весьма оперативно отправилась, когда ведьма заметила, что корсет красавицы перестал сходиться в талии. (В немецких деревнях, где многие барышни работали служанками в зажиточных домах, этот сюжет был не столь уж сказочным.)

Ведьма остригла Рапунцель, а принц в наказание был оставлен колдуньей без глаз. Но в конце сказки все у них отрастает заново, когда слепо блуждавший по лесу принц наткнулся на своих детей-близнецов, которые искали пропитание для голодной и несчастной Рапунцель.

ЗОЛУШКА
Над сюжетом сказки «Золушка» Шарль Перро поработал особенно старательно, тщательно вычищая из него всю мрачность и всю тяжелую мистику.
Так появились феи, принцы Мирлифлоры, хрустальные башмачки, кареты-тыквы и прочая красота.
А вот братья Гримм записали за народной сказительницей Доротеей Виманн версию, которая была куда ближе к народному варианту этой сказки.

В народном варианте Золушка бегает просить платья для балов на могилу матери, которая встает из гроба, чтобы нарядить дочурку (Гриммы, подумав, все же заменили маму-зомби на белую птичку, которая подлетала к могиле со свертками в зубах).

После балов девушка сбегает от принца, который хочет не столько жениться, сколько немедленно размножаться.
Девушка взбирается то на грушу, то на голубятню. Принц топором рубит все эти возвышенности, но Золушка как-то ухитряется скрыться.

На третьем балу принц просто приклеивает прыткую красотку к лестнице, залив ту смолой. Но Золушка выпрыгивает из золотых туфелек и, вся в смоле, опять уносится, спасая свою честь.

Тут принц, окончательно ополоумев от страсти, решает выманить барышню обещанием жениться. Пока Золушка размышляет, можно ли верить его словам, пусть и объявленным на все королевство, принц начинает курсировать с туфельками.

Старшая сестра отрезает себе пальцы ног, чтобы влезть в туфельки, но сильно хромает в них и теряет по дороге.
Младшая сестра отрезает себе всю пятку и идет достаточно ровно, однако белые голуби раскрывают принцу и его свите обман.
Пока сестры бинтуют кровавые обрубки, появляется Золушка и, вытряхнув кровь из туфелек, надевает их.

Все в восторге, принц и Золушка едут жениться, а белые голуби выклевывают ее сестрам глаза, за то что они заставляли Золушку убирать в доме и не пускали ее на бал. И теперь сестры, слепые и почти безногие, ползают по городу и просят милостыню, радуя этим сердце Золушки, живущей с красивым принцем в уютном дворце.

БАБА-ЯГА КОСТЯНАЯ НОГА

Самый популярный персонаж славянских сказок, чье имя значит Баба-Язва, имеет крайне мрачное происхождение, а описание ее очаровательного жилища было верным способом до икоты напугать маленьких полян, древлян и прочих кривичей.
Ибо даже самые юные обитатели славянских земель, увы, хорошо знали, что такое избушка на курьих ножках.

Вплоть до XIII—XIV вв.еков, а кое-где и дольше, аж до XIX века, на наших лесных территориях покойников хоронили в домовинах — «избах смерти».
Это был отличный способ захоронения для богатых деревом северных земель с их вечно промерзшей землей.
Выбирались несколько стоявших рядом деревьев, их срубали на высоте полутора-двух метров, корни подсекали и частично вытаскивали наружу, чтобы уберечь стволы от гнили, а вверху возводили небольшую избушку, куда и помещали труп вместе с причитавшимися ему яствами и кое-каким скарбом.
В такую избушку почти не могли попасть хищники, а стоять они могли десятилетиями и веками.

Бабка-Язва, Старуха-Мор, а именно сама Смерть, конечно, рассматривала эти домики как свое законное жилье. Ее костяная нога, принадлежавшая миру мертвых, грозно стучала на тех, кто осмеливался сунуться ближе к этому охраняемому захоронению. И все Иваны Царевичи, попадавшие к ней в гости, проходили те обряды, которые были положены покойникам: их обмывали, избавляя от «человечьего духа», выдавали им пищу в долгий путь и укладывали спать — надолго.

Сейчас мы воспринимаем рассказ про Машеньку, наведавшуюся в гости к трем медведям на предмет опробовать их кроватки и миски, как нечто исконно наше.
И тут мы в корне неправы.

Именно «ТРИ МЕДВЕДЯ» не являются даже интернациональным бродячим сюжетом — это чисто шотландская сказка, вошедшая и в английский фольклор.

Русской ее сделал Лев Толстой. Он перевел эту сказку, ознакомившись с ней в исполнении Роберта Саути (сказка Саути была опубликована в 1837 году).

В изначальной, фольклорной версии к медведям являлся их вечный противник лис, и он либо вынужден был бежать от медведей со всех ног, либо с него все-таки успевали спустить шкуру, на которой самый маленький медведь потом любил греть свои лапки, сидя перед камином.
Роберт же Саути превратил главного героя в маленькую старушку. Судьба старушки осталась туманной. Вот как звучит финал сказки Саути:

«Старушка прыгнула из окна, и то ли она сломала себе шею при падении, то ли убежала в лес и там заблудилась, то ли благополучно выбралась из лесу, но была схвачена констеблем и отправлена в исправительный дом как бродяжка, я не могу сказать. Но три медведя больше никогда ее не видели».

А Лев наш Николаевич ни с какими старушками знаться не пожелал и сделал героиней маленькую девочку, благополучно спасшуюся от ужасов медвежьего леса.