Внезапно выяснилось, что Россия обладает эффективной машиной идеологического воздействия. Что вообще-то удивительно: сколько себя помню, СССР, а затем и Россия, постоянно и практически безнадёжно проигрывали в соревновании идей. А тут вдруг: на Украине создают целое министерство правды, набирают добровольцев в «кибервойска» для «борьбы с российской пропагандой», американский конгресс расширяет финансирование русскоязычного вещания, туда же и ЕС, который вдруг озаботился средствами информационного противодействия России. Словом, все силы старого мира объединились для священной травли призрака российской «информационной агрессии».
Надо думать, сам «призрак» больше всех удивился тому, что его приняли до такой степени всерьёз. На протяжении многих десятилетий советские (а потом и российские) представления о мире и оценки событий мало кого интересовали, и не только за границей, но и внутри собственной страны. Советская пропаганда была жалким фарсом, в который не верили даже его авторы. Российские попытки заявить о себе и своих оценках окружающей действительности ограничивались бедностью и разрухой 90-х. Тем более что народы старых успешных государств предпочитают жить своим умом: где-нибудь в США или в Великобритании покажется нелепой сама мысль о том, чтобы правительство при принятии решений учитывало мнение людей, проживающих на другом конце света, которые это правительство не избирали и налоги ему не платят. России было бы неплохо перенять эти полезные черты цивилизованных народов — интеллектуальную самостоятельность и замкнутость на собственные интересы. К этому, в общем, идёт: современная российская молодёжь гораздо менее подвержена поздним советским представлениям о том, что всякий западный человек — пророк и носитель высших истин, а статья в какой-нибудь нью-йоркской газете — это глас небес и безусловное руководство к действию. Увеличение количества потребительских благ в российских семьях сильно способствовало самостоятельности национального сознания. Но заметное влияние на состояние умов в соседних странах — это впервые. Пока я бы не стал говорить об интеллектуальном лидерстве России, но неожиданно выяснилось, что, блуждая впотьмах, мы наткнулись на правильный путь и, может быть, мы к этому лидерству когда-нибудь придём.
Взаимоотношения с Россией и лично с Владимиром Путиным становятся одной из основных тем предвыборной кампании в Великобритании, «анонимные хакеры» пытаются дискредитировать Национальный фронт во Франции, обвиняя ее в связях с Кремлем. Новый смысловой статус России среди прочего проявляется в том, что Владимир Путин из года в год занимает ведущие места в разных рейтингах мировых политических лидеров, которые мало соответствуют позициям России в глобальной экономической табели о рангах. Да, о России и Путине часто пишут в последнее время, упоминаемость в СМИ, безусловно, делает своё дело, но Обаму, которого Путин регулярно обходит, все равно упоминают чаще. Российский президент, безусловно, уже обеспечил себе место в учебниках истории, но дело здесь не только в его смелости и лидерских качествах, и даже не столько в них. Оказалось, что российская государственная идеология содержит в себе более или менее позитивную картину будущего. Есть примерное понимание что делать и политическая воля для движения вперёд. И дело даже не в том, что российская картина будущего мира как-то по особому привлекательна, но она есть, и это главное. Как сказал тов. Сталин о пьесе Булгакова, «на безрыбье даже „Дни Турбиных“ — рыба». На первые роли российскую идеологию выводит не её сила, а слабость конкурентов.
Исторический «Запад» достиг величия в XVIII—XX вв.еках за счёт использования волны изобретённых здесь передовых технологий — от коксовой металлургии и паровой машины до интернета и соцсетей. Они стали фундаментом процветания Западной Европы, её бывших колоний и полуколоний (к последним относятся, например, Япония и Южная Корея). Но сегодня эти технологии расползлись по свету, «запад» давно утратил монополию на них, а новых прорывов, которые смогли бы продлить промышленное превосходство над прочим миром, пока не наблюдается. Отсюда рост пессимизма: по данным Gallup, 43% американцев считают, что у молодого поколения недостаточно возможностей для того, чтобы обогнать своих родителей по качеству жизни. В 1998 году это мнение разделяли только 17% респондентов. А в Германии, например, по данным World Values Survey половина населения считает, что пробиться в жизни своим трудом — это невозможно.
Общеизвестно, что и США, и страны ЕС последние десятилетия поддерживают своё благополучие за счёт наращивания частного и государственного долга, причём накопленные обязательства растут стремительно. Если в 2001 году долг центрального правительства США составлял 52% ВВП, то в 2013 он достиг 96%. В 2012 году долг французского правительства превысил 100% ВВП, японская задолженность совсем фантастическая — она составляет 2 годовых ВВП страны. Кто-нибудь представляет, как выплатить задолженность в размере одного или двух годовых доходов страны? Это больше двух — четырёх годовых бюджетов. Я — не представляю. Понятно, что эти долги никогда не будут выплачены по их реальной стоимости. Их можно вернуть ударной работой печатного станка, так что кредиторы получат одну треть от своих вложений, а других вариантов не существует. Ну, можно ещё войну начать для уничтожения торговых конкурентов, но пока об этом вроде бы речь не идёт, слава Богу.
Обесценивание долга среди прочего означает перспективу (не столь далёкую, как может показаться) обвала реальных доходов населения из-за инфляции. Словом, ситуация требует решительных действий уже сегодня. С другой стороны, любой политик, который скажет своим избирателям о необходимости в два раза сократить потребление для стабилизации государственных финансов, автоматически ставит крест на своей карьере. Получается тупик, и все больше людей чувствуют, что надо что-то немедленно делать. То есть понятно, что система завтра не рухнет, но что будет через десять или пятнадцать лет? Отсюда вытекает спрос на решительные действия в экономике и политике, которые требуют внутреннего и внешнего давления на правительства и кланы, которые их поддерживают. В этой конструкции Россия — это живой пример решительных действий для отстаивания собственных интересов, и внешняя точка опоры в борьбе за экономические и политические реформы. Не так давно советские диссиденты бегали в иностранные посольства за поддержкой, может статься, что скоро российские посольства в Европе станут любимым местом встреч местной оппозиции. Ещё раз повторюсь — это не оттого, что Россия очень сильная. Просто остальные стратегически ещё слабее.
Да, Россия торгует сырьём и промышленной продукцией с невысокой добавленной стоимостью. Но это лучше и честнее, чем распихивать по миру ничем не обеспеченные облигации казначейства — а именно они уже много лет представляют собой главный экспортный товар Соединённых Штатов. Повторюсь: новое позиционирование России как источника смыслов — это не оттого, что Россия внезапно стала новым могучим «сияющим градом на холме», просто экономика долга, запущенная Рейганом в начале 80-х, подходит к своему логическому концу. А замены для неё пока не придумали. Очень надеюсь, что на смену ей наши «западные партнёры» не будут продвигать экономику хаоса и войны.