Нет дороги, по которой меня водили в детский сад, нет лавочки, на которой обсуждались самые насущные подростковые проблемы, нет стенда выпускников с моей фотографией, свой родной двор я не узнаю на фотографиях. Первая любовь, детские друзья и люди, среди которых я росла, разъехались кто куда.
Мне некуда возвращаться…
Нет, в моем городе не было войны, и он не исчез с лица Земли. Просто оказалось, что нас обманули. Нам долго рассказывали, что мы там хозяева, а оказалось, что МЫ БЫЛИ В ГОСТЯХ. Только вот вели мы себя совсем не как гости…
Я родилась в одном из центральных городов Туркменистана — Чарджоу. Мои родители не были военными, их детство тоже прошло там, и уезжать мы не планировали. Не знаю, как так получилось, но в моем городе русскоязычного населения было больше, чем туркмен. Мы жили в параллельных мирах. У нас были отдельные детские сады, отдельные школы и даже отдельные школьные олимпиады. Туркмену нужно было быть семи пядей во лбу, иметь интеллигентных родителей (мы тогда говорили обрусевших), чтобы тянуть учебу в русской школе. Только так, они имели шанс поступить в ВУЗ и «выбиться в люди».
Мы судили рыбу по ее способностям взбираться на дерево.
За 16 лет жизни по-туркменски я научилась только считать, зато мы громко смеялись, когда учительница туркменского языка говорила «руки вверх» вместо «поднимаем руки».
Тогда нам, действительно, казалось, что мы — часть великого плана, что наши бабушки и дедушки с семьями согласились переселиться туда для того, чтобы нести развитие и цивилизацию, и нам должны за это чуть ли не ноги целовать.
После 91 года маятник качнулся в другую сторону. Причем, качнулся с той же сумасшедшей силой, с которой его долго держали. Люди, так долго жившие в чужой культуре, стали менять все - от алфавита и денег до праздников и управления, все, только бы не так, как было, только бы не так, как у русских. Русскоязычных стали отовсюду сокращать, люди были вынуждены просто бежать, зачастую не было возможности ни квартиру продать, ни контейнер отправить. Моя мама работала исполнительным директором в частном предприятии. Ее владельца постоянно вызывали и говорили, что ее русская фамилия мозолит им глаза, и что, если она уж такая незаменимая, пусть исполняет обязанности, а числится директором кто-то с туркменской фамилией.
Да, было наломано много дров, и, может быть, нам сейчас кажется, что в Туркменистане раньше было лучше, и проблем там достаточно. Но если спросить у туркменов, жалеют ли они, ответ будет — НЕТ. За эти годы они получили намного больше. Наконец-то они живут СВОИМИ традициями, говорят на СВОЕМ языке, празднуют СВОИ праздники и, наверное, самое главное — совершают СВОИ ОШИБКИ. Ведь нести ответственность за свои ошибки намного приятнее, чем за что-то навязанное. А дальше — и маятник остановится, и права человека вернуться, и средний класс взрастится.
Счастья Вам, дорогие Туркмены, и простите нас…