А ты никогда не признаешься мне ни в чем.
И даже сейчас вот, когда я, в твое плечо
Уткнувшись, неровно дышу и глаголю вздор,
А стол
Еще не остыл от горячести бедер. Он Невинности был нами в свете луны лишен.
Он помнит рельефы спины моей, шелк волос.
Рвалось
Пространство от криков невнятных. Летели прочь
Остатки одежды. И нас накрывала ночь
Густой вязкой тьмою и красила в серый цвет.
Семь бед
Трещали по швам. Ведь ответ все равно один:
Любима? — Любима. Любим? — Как никто, любим.
И жгли поцелуи всё резче, и пульс дичал.
Крепчал
Напор твой. И бедра мои становились злей…
Губительный омут, спасительный мой елей,
Ведь ты не признаешься, нежно касаясь щек,
Ни в чем.