Клятва и проклятие как элементы религиозного культа
Отношение человека к иррациональному. Сборник. — Свердловск, 1989.
Одной из характерных особенностей образа жизни людей, начиная с позднеродового строя и вплоть до новейшего времени, является наличие в их деятельности таких регулятивных образований, как клятва и проклятие. Различного рода источники — жизнеописания, хроники, истории, договоры, декреталии, буллы, судебники, философско-богословские трактаты — пестрят упоминаниями о клятвах, которые даются рядовыми гражданами, царствующими особами, деятелями церкви. Одновременно упоминаются и проклятия, которые сыплются на головы клятвопреступников, еретиков, лиц, совершивших различного рода проступки, несовместимые с религией, моралью или правом. Клятва и проклятие сопровождают человека в процессе всей его жизни — от рождения до смерти, они выступают неотъемлемым элементом поведения людей. В связи с этим представляется важным рассмотреть, что собой представляют клятва и проклятие, какую роль они играют в жизни общества.
Клятва есть торжественное обещание что-либо сделать (не сделать) или подтверждение сказанному, сделанному (не сделанному). Происхождение клятвы связано с разложением первобытного общества и появлением раннеклассового, со становлением личностного начала в индивиде. Своими корнями клятва уходит в институт табу, который осуществлял управление поведением членов общины. Ее разложение порождает необходимость в новом институте регуляции поведения людей, причем этот институт должен носить как внеличностный, так и личностный характер. Становящееся государство не могло полностью справиться с этими функциями, поэтому контроль и управление частично выталкиваются в сферу религиозного сознания. Вот почему первоначально клятва несет на себе атрибутику мифологии, затем, когда церковь становится одним из господствующих институтов, превращается в религиозно-правовой, а позднее — в чисто правовой акт.
Клятводействие включает в себя: клянущиеся стороны, свидетелей (людей, богов, которыми клянутся), священный предмет, ритуал и текст (содержание) клятвы. Иногда играет роль и место, где приносится клятва.
В античности можно выделить функционирование клятвы на двух уровнях: 1) клятва в обыденной речи, когда ее произносили в силу привычки; 2) клятва, которая действительно имела силу как на уровне государственной, так и частной жизни, совершалась публично, в храмах, у алтарей или в специально отведенных местах. В первом случае клятва — простой фразеологизм. Достаточно перелистать диалоги Платона, чтобы заметить, что в любой речи, для подтверждения истинности слов, чувств, действий, всегда присутствует клятва. Но это не собственно клятва, это речевой штамп, особенность речи грека. Во втором случае клятва имела ярко выраженную цель, которую необходимо было достичь. Эти клятвы произносились для заключения договоров, союзов, они приносились в суде, на спортивных состязаниях, при осуществлении тайных мистерий. Эти клятвы сопровождались соответствующим ритуалом, имели обязательную силу и охранялись законом.
Важнейшую роль в клятве играло божество. Главное место в клятводействии у греков и римлян занимал Зевс (Юпитер). Кроме того, клялись Герой, Аполлоном, Артемидой, Аресом, Афиной Палладой, Гефестом, Афродитой, Гермесом, Деметрой, Гестией, Посейдоном, просто «всеми богами и богинями», а также богами и богинями местного значения. Клялись героями, собственной жизнью, своими качествами, жизнью детей и близких людей, каким-нибудь предметом, именем царя или именем того, кому дана клятва.
Христианство внесло новую струю в клятводействие.
Клянутся богом, Христом, отцом, сыном и святым духом, девой Марией, многочисленными святыми, христианским спасением, реликвиями, именем короля, императора, папы… То, чем клялись, определялось содержанием данной религии, социально-политической обстановкой, целью, ради которой приносилась клятва. Важно одно: клятва всегда была связана с каким-либо сверхъестественным существом или носителем его свойств.
Для того чтобы клятва имела силу, она должна быть совершена по определенным правилам. Прежде всего, необходим священный предмет, на котором приносится клятва. В качестве такового у греков, римлян, семитов и других народов выступало жертвенное животное. Это мог быть баран, конь. При заключении союза греков (наемников Кира) с варварами были принесены в жертву бык, кабан и баран. У иных народов в клятве использовались вол, козел, собака, птица… Но уже в античности для принесения клятвы использовались и предметы. Так, фокейцы, покидая свой город, «погрузили в море кусок железа и поклялись, что не вернутся в Фокею прежде, чем это железо не всплывет». «На жертвеннике Зевсу-Дождевику сподвижники Полиника по походу на Фивы дали общую клятву умереть, если им не удастся взять Фивы». В клятве могли использоваться и иные вещи. В христианских государствах в качестве предмета клятвы выступали Библия (Евангелие), крест (крестное целование).
Для любой клятвы всегда характерен определенный ритуал. Как показал Д. Д. Фрэзер, животное рассекалось пополам, и клянущиеся стороны проходили между половинами или приносили клятву, стоя на одном или нескольких животных или их частях. Существует множество вариантов этого ритуала.
В средневековье клятву давали, положив руку на священные предметы. Особый ритуал существовал при принесении клятвы вассальной верности. Вступая в вассальную зависимость, отмечает Жан Ибелин, вассал должен стать перед сеньором на колени, «соединить свои руки и, вложив их в руки сеньора, сказать ему: „Сир, вот я становлюсь вашим ближним вассалом за такой-то феод… и вот я обещаю вам защищать и оберегать все против всех людей, какие только будут жить…“ А сеньор в ответ ему должен сказать: „Принимаю вас в вассальную зависимость с соблюдением верности богу и мне при условии ненарушения прав моих“. И должен облобызать его в уста в ознаменование верности…».
Клятвы, как правило, приносились публично, открыто при заключении мира, союза или, что было реже, во время мистерий, ночью. Публичные клятвы произносились в строго отведенных местах, храмах. Так, по Павсанию, некоторые клятвы давались в подземном святилище храма Палемона, и кто бы ни поклялся, «коринфянин или иноземец, то нет ему никакой возможности избежать наказания за ложную клятву». В отдельных случаях клятвы, скрепляющие договор, увековечивались.
В средневековье, как это хорошо видно из различных судебников, также существовало публичное принесение клятв, присяг. Присяга в суде произносилась с участием соприсяжников, число которых варьировалось в различных государствах, но их присутствие было неизменно, иначе клятва считалась недействительной. Публичность клятвы была характерна не только для судебных процедур. Так, например, канцлер Парижа при организации работы университета обязан был клясться в присутствии епископа и двух магистров. В дальнейшем публичность и ритуальность клятвы сохраняются.
Поскольку клятва была повседневным фактом жизни на протяжении длительного времени, то для усиления ее воздействия на клянущихся была выработана своеобразная иерархия клятв. Были клятвы «нестрашные», «страшные», «необычные», «величайшие». Клятва Стиксом или над водой Стикса — самая страшная, этой клятвой клянутся даже боги. С появлением развитого права возникает такая форма клятвы, как присяга, а с усилением роли религии — обет.
Присяга выступает носительницей юридического отношения, это форма клятвы, приносимая государству или его институтам. Но в эпоху средневековья термины «клятва» и «присяга» употреблялись как взаимозаменяемые, строгого различия между ними не было. Только в развитых обществах присяга и клятва приобретают самостоятельный статус. Присяга рассматривается как чисто правовое действие. Появляются специфические формы присяги: судебная, военная, политическая. Кроме присяги в рамках религиозного сознания вырабатывается специфическая форма клятвы — обет. Обет — это «на языке христианского нравственного учения есть данное богу обдуманное обещание какого-либо дела, зависящего от свободной воли христианина».
Религиозное проклятие есть торжественное осуждение религиозной организацией инакомыслящего и инакопоступающего, выражающееся в полном с ним разрыве, отторжении его от общества. Проклятие возникает как антипод клятвы, оно, как и клятва, есть порождение института табу — осуждение ближнего за нарушение запрета. Проклятие наиболее ярко выражает регулятивную роль культа, это санкция за антиповедение, отклонение от принятых стандартов, за нарушение клятвы, договора, церковных правил, за еретическо-атеистическое мировоззрение и образ жизни. Поле применения проклятия весьма обширно, оно выступает как универсальное средство воздействия на жизнь человека.
Процедура проклятия включает в себя провозглашающего проклятие, проклинаемую сторону, сверхъестественное, от имени которого должно «действовать» проклятие, текст (содержание) и ритуал проклятия.
Проклятие функционирует на двух уровнях. Во-первых, это колдовская, магическая деятельность в частной жизни, скрытая от общественных институтов. Она выражалась как в собственно проклятиях за совершенные проступки, так и в заклятиях, наговорах как средствах предотвращения каких-либо негативных действий, в случае свершения которых проклятие должно было вступить в силу. Эти проклятия произносились в адрес нарушителей верности, осквернителей могил, должников, личных врагов и пр. Выражалось это в посвящении данного лица богу, вследствие чего посвященный богам «поступает» под их непосредственное влияние, которое не могло не быть гибельным. Во-вторых, это проклятия, провозглашаемые открыто, на государственном уровне, идущие от господствующих религиозных институтов. Такие проклятия — неотъемлемый элемент религиозного культа, входящий в структуру мировоззрения.
Проклятие есть следствие нарушения клятвы — клятвопреступления. Соответственно наказание идет от тех богов, которыми клялись, и от богинь мщения Эриний. Один из эпитетов Зевса — «Хранитель клятв», ибо он карает клятвопреступников. Проклятие может распространяться не только на данного человека, но и переходить из поколения в поколение, быть родовым, как, например, «проклятие Пелопидов». Проклятию подлежит все: предметы, животные, птицы, города, народы… С возникновением монотеистических религий проклятия произносятся «именем бога», «именем Владыки Владык», «по приказанию вышних, по приговору святых», «по приговору ангелов» и т. д. Но гнев богов всегда персонифицировался в действиях людей, наказывавших за преступления.
Ритуалы проклятий разнообразны. Так, Андокида за святотатство «жрицы и жрецы, ставши лицом к западу, прокляли… и потрясли багряницами по стародавнему обычаю». В Древнем Риме проклятия зачастую осуществлялись в виде свинцовых табличек, на которых писалось имя человека с целью предоставить его в полную власть бога и лишить его жизни.
В иудаизме и христианстве проклятие совершалось в синагоге и в церкви. Характерен пример с проклятием (отлучением) Б. Спинозы: были зажжены черные свечи, кантор прочел слова проклятия, «один из служителей аккомпанировал ему звуками рога. Затем свечи были опрокинуты, и тающий воск капля по капле стекал в огромный сосуд, наполненный красной жидкостью; наконец их совсем потушили, погрузив в эту жидкость, и среди наступившей тьмы собрание громким молитвенным воплем выразило свое отвращение к отверженному».
Проклятие, как и клятва, постепенно дифференцируется, приобретает определенные формы и сферу действия, превращаясь в собственно церковное наказание и становясь дисциплинарной мерой. В иудаизме различалось четыре вида основных церковных наказаний: незифа, шамта, ниддуй и херем. Последнее — самое грозное, оно выступает как проклятие и соответствует христианской анафеме. Подвергнутому херему воспрещалось всякое общение с людьми, посещение синагоги, пища предписывалась самая скромная. Дети его изгонялись из школы, жена — из синагоги, умерших членов семьи запрещалось хоронить, над его новорожденными мужского пола не совершался обряд обрезания, по его смерти могилу забрасывали камнями.
Христианство заимствует из античных культов и из иудаизма идею церковного наказания в целом и его высшую форму — проклятие. В качестве часто применяемых наказаний выступают покаяние и отлучение. Последнее состояло в отторжении верующего от церкви на определенный срок в зависимости от тяжести прегрешения, после отбытия которого, через покаяние, а если надо — и отречение от еретических мыслей, он мог быть вновь возвращен в лоно церкви. Этот вариант отлучения получил название «простого отлучения», оно стало функцией низших церковных судей. В дальнейшем возникла еще одна форма отлучения — «торжественное отлучение», его мог произносить епископат. Это отлучение совмещалось с произнесением церковного проклятия, и связь отлученного с церковью прерывалась навсегда. В православии торжественное отлучение известно как «великое отлучение», или анафема, равнозначное иудаистскому херему. Анафема выступает как проклятие, как осуждение вещи или человека на уничтожение через передачу его в собственность бога.
Необходимость проклятия как церковного наказания опирается на слова Христа: «А если и церкви не послушает, то да будет он тебе язычник и мытарь». Проклятию подвергались блудники, лихоимцы, идолопоклонники, пьяницы — «с такими даже не есть вместе», ворующие воск и елей в церкви, еретики, «обижающие церковь», крупные государственные преступники, многоженцы, кровосмесители, придерживающиеся «бесовских обычаев», в праздники творящие «позоры свистом и кличем, бьющиеся дреколием до смерти»; позднее, и в католицизме и в православии, — «отрицающие бытие божие и то, что бог — дух, отрицающие святую троицу, пришествие в мир спасителя, его искупительную жертву, сомневающиеся в девственности богоматери до и после рождения Христа, не верующие в святого духа, в бессмертие души, конец света и осуждение за грехи, отвергающие святые таинства и церковные соборы и их предания, не признающие божьего благоволения на государях и дерзающие на бунт против них, ругающие иконы и называющие их идолами…».
Проклинали живых и мертвых, мирян и клириков, простых людей и монархов, отдельных лиц, семейства, общины, церкви, города, государства. Последствия торжественного отлучения (анафемы) — самые разнообразные. В основном это исключение отлученного из участия в богослужении, принятии таинств, запрещение с ним молиться, есть, пить, спать и пр. Отлученный не мог занимать различных должностей, заключать договоры, сделки, составлять завещание, он не мог обратиться в суд, т. е. проклятие (отлучение с анафемствованием) сопровождалось потерей гражданских прав, а зачастую и жизни.
Клятва и проклятие являются средством производства и воспроизводства религиозной идеологии и психологии. Они способствуют дифференциации и интеграции человеческих сообществ на религиозной основе.
В клятве господствующей является интегрирующая тенденция. Клятва — это средство приобщения к союзу (или создание союза), общности, институту, растворение в них или создание нового образования. Клятва стабилизирует внутригрупповые связи, интегрирует группу в целостность, порождает у индивидов чувство ответственности, так как клянущийся в большинстве случаев сам определяет себе содержание клятвы, меру наказания за ее нарушение. Хотя клятву можно соблюдать исходя из совершенно иных принципов — «принимать во внимание не имеющуюся угрозу, но самый смысл клятвы… ведь здесь дело идет уже не о гневе богов, которого не существует, но о справедливости и верности слову», ибо у «мужа, блюдущего клятву, потомство прекрасное будет».
Принесение публичной клятвы на Библии, кресте, реликвиях, оружии индуцирует чувство принадлежности к группе, общности интересов и способствует воспроизводству межличностных отношений. Священный предмет служит цели стабилизации, укреплению общности, одновременно ее традиционализации, нивелировке и контролю. Предмет клятвы как носитель «сверхъестественных» свойств объединяет группу на основе общеобязательных действий и ценностей, способствует формированию «суррогатов коллективности» (Маркс) с определенной направленностью деятельности и сознания, в которых происходит поглощение и гашение личностного начала, ибо соблюдение клятвы — это действие по формуле: «Один вместе со всеми».
Проклятие также выступает интегрирующим механизмом. Страх быть отлученным (проклятым) консервирует деятельность группы, способствует ее воспроизводству в одних и тех же привычных формах. Угроза проклятия является одной из причин социально-психологического конформизма, который может оборачиваться самым крайним религиозным фанатизмом, неприятием иного образа жизни. Сам факт проклятия по отношению к общности можно рассматривать как подчеркивание ее подлинности, избранности, приобщенности к данному культу. Эта подлинность обусловлена противопоставлением общины и отлученного, массы и индивида. Проклятие действует по формуле: «Все против одного». Поэтому проклятие — это не просто церковное наказание, а социально-политическое действие с определенными последствиями. Когда папа Сикст IV буллой от 1 июня 1478 г. отлучил город Флоренцию от церкви, то жители после консультации с теологами подали апелляцию, в результате чего итальянские епископы, «разобрав апелляцию, решили дело против папы Сикста в пользу флорентийского народа, и Флоренция была освобождена от названного отлучения».
Клятва и проклятие играют также и дифференцирующую роль. Клянущийся поставлен над остальными, так как в его клятве четко сформулированы смыслообразующие ориентиры его жизни, хотя, как правило, они ситуативны и не носят стратегического характера, но вместе с тем жестко довлеют над личностью. Если благодаря клятве индивид приобретает социальный статус в данном обществе, то в результате проклятия он его теряет. Клятва и проклятие выступают в качестве частного механизма, формирующего и фиксирующего меру свободы личности в условиях данного общества, они способствуют возникновению личностного анализа. Это хорошо прослеживается по текстам клятв. Если в античности и в средневековье начало клятв — это ссылка на божественный авторитет («Во имя Владыки Владык», «из любви к Господу, ради христианского спасения», «во имя Отца и Сына и Святого Духа», «во имя Христа»), то уже в позднем средневековье, и особенно в период Возрождения, на первое место выдвигается личность клянущегося: «я клянусь». О распространенности последнего свидетельствует то, что данная формула проникает в право.
Разобщающую роль играют и церковные наказания — отлучения и проклятия. Их наличие — свидетельство становления личности, ее самосознания. Проклятие, подчеркивая антиповедение личности, фиксирует нечто новое, необычное в ней, то, что составляет индивидуальную характеристику человека, не вписывается в традиционные религиозные каноны. Но для отлученного его индивидуальность является причиной наказания; будучи выключен из общины и общения, он вынужден строить свою жизнь на совершенно иных основах, для него закрыты привычные формы жизнедеятельности.
Религиозное сознание отражает в превратной форме болезненно отчужденные способы человеческого существования в условиях противоречия между сущим и должным, переживание трагичности повседневной жизни. Одновременно религия предлагает иллюзорные средства преодоления этой ситуации — покаяние, молитву, отпущение грехов, наконец, загробное спасение. Деятельность, опосредованная религией, выступает как отчужденная и отчуждающая, и поскольку клятва и проклятие имманентно вписаны в эту деятельность, постольку они сопричастны отчуждению. Господствующая религиозная мораль является одним из регуляторов поведения, и моральная норма, будучи средством принуждения, не всегда совпадает с личной склонностью. Иллюзорной формой снятия противоречия между долгом и склонностью — «ибо не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» — является клятва, содержание которой освящено высшим авторитетом. Она предписывает способ и содержание деятельности, снимая личную ответственность, не порождая чувства вины.
Клятводействующий подлежит осуждению не за действия, а, наоборот, за бездействие. Будучи религиозной формой компенсации отчуждения, клятва одновременно способствует воспроизводству религиозности и отчуждения. Если теология рассматривает грехопадение как злоупотребление человеком свободой воли, то в религиозной клятве как практическом действии данная проблема снимается через предписание сферы и характера действий клянущегося.
Проклятие, выступая как церковное наказание, также вписывается в систему религиозной морали. Внешнее осуждение со стороны религиозной организации подкрепляется внутренним самоосуждением. Оно выражается не только в осознании лишения материальных благ, общения, но и в переживании своей греховности, виновности. Эта нравственно-религиозная «неполноценность» постигается в полной мере в результате анафемы и ее последствий.
Проклятие — это своеобразный итог и форма усиления религиозного отчуждения, углубления и развития чувства греховности, разрыва проклятого с общиной. Эта особенность проклятия обостряется в условиях религиозно-политической борьбы — средневековых восстаний, войн, еретических движений. Весомость проклятий зависела от того, кто их произносил. Так, «инквизиторы хвалились, что их проклятия по четырем причинам могущественнее проклятий остального духовенства: они могли заставить светскую власть признать отлученного вне закона; они могли принудить ее конфисковать его имущество; они могли осудить как еретика любого, который оставался отлученным в течение года; и наконец, они могли отлучить всякого, кто стал бы поддерживать отношения с отлученным. Поэтому в действительности клятва и проклятие выступали как средство решения не теологических, а конкретных политико-экономических проблем.
Клятва и проклятие ситуативны, в этом с особой силой проявляются их регулятивные возможности. Клятва — это механизм создания установки к деятельности и самой деятельности. В тех обществах, где религия занимает господствующее положение, клятва всегда существует как религиозная клятва, и это несмотря на евангельское: «А Я говорю вам: не клянитесь вовсе». Регулятивная роль клятвы и проклятия проявляется как в непосредственном, так и в опосредованном воздействии на личность, на социальные отношения в целом. С точки зрения религии социальные различия чисто формальны, поэтому на первый план выдвигаются именно религиозные регуляторы поведения. Такая социальная «стандартизация» формирует и специфические ценности, имеющие значение не только при отправлении культа, но и в обыденной жизни. Поэтому при оценке человека и его поступков важна не его классовая принадлежность, а способность сдержать или не сдержать клятву, важным оказывается сам результат, а не средства, с помощью которых он получен.
Клятва регулирует как духовную, так и практическую жизнь людей посредством формирования императивов, действий и оценок поведения других людей, институтов. Клятва активизирует действия индивида и группы, направляет их на преодоление создавшейся ситуации, способствует достижению цели, т. е. клятва выступает мотивом деятельности. Императивность, предписание в клятве «делать то-то» не оставляют места сомнению и возможности отклонения от выбранного пути. Но уже в этой предопределенности заранее таится возможность чего-то иного, не поддающегося преобразованию самим человеком. Требуется вмешательство более сильного (всесильного) существа, и человек находит его в боге. Отсюда обязательная ритуальная формула в конце клятвы: «Да поможет мне Бог и святое Евангелие».
Одновременно клятва ограничивает деятельность индивида, сообщества, ставит им пределы. Например, если. клятва дается при занятии какой-либо должности, то ее содержание выступает как своеобразная «должностная инструкция», которая строго определяет пределы компетенции данного лица, вплоть до предписания ношения определенной одежды. Таким образом, клятва выступает своеобразной морально-правовой нормой.
Клятва не носит универсального, всеобщего характера и рассчитана только на тех лиц, которые ею связаны, она предельно личностна и ситуативна. Поэтому, строго говоря, клятва не является нормой, а обладает нормоподобным характером. Необходимость клятвы вызывается потребностью общества в эффективных средствах гарантии соблюдения норм общежития. Поскольку общественные институты с этим не справляются, то приходится в отдельных случаях прибегать к ритуальным формам регуляции.
Позитивная роль клятвы состоит в том, что она позволяет частично преодолевать различного рода конфликты не только в воображении, но и реально. Религиозное содержание клятвы выступает иллюзорным гарантом ее выполнения.
Проклятие также играет регулятивную роль, но его направленность иная: стабилизация, консервирование общности, а в случае нарушения традиционных норм жизнедеятельности индивидом — его отторжение. Проклятие есть форма преодоления противоречия между личностью и обществом через уничтожение религиозного, а тем самым и социального статуса личности. Это разовая форма регуляции, идеологической защиты отношений господства и подчинения в данном обществе.
Для религиозного сознания мир существует как упорядоченное высшей силой образование. Земная гармония порождена гармонией высшего порядка. Вертикальное строение мира и общества отражается и в клятве. В начале стоит высшая власть — бог, папа, сюзерен, в конце — сам клянущийся, в середине описывается деятельность, связывающая его с богом при посредстве церкви или другого института. Поскольку клятва всегда есть выражение требований авторитарного сознания, то ее не может отметить сам клянущийся, он может ее лишь преступить, поэтому над ним всегда потенциально довлеет угроза клятвопреступления и его последствий. Отмена, освобождение от клятвы возможно только со стороны носителя этого авторитарного сознания, если это в его интересах (например, освобождение римскими папами от клятв, снятие отлучений, интердиктов). Авторитарность легко прослеживается, когда дается указание, от чьего имени совершается проклятие: «Во имя Владыки Владык да будет подвергнут херему… обоими судилищами — небесным и земным, всеми святыми архангелами, серафимами и офанилами и всею общиной от мала до велика». Эта авторитарность может быть представлена различными воплощениями сверхъестественного, всей небесной иерархией, но она всегда тяготеет к традиционному, апробированному, ищет обоснования в прошлом. Поиск аналогов в прошлом («пусть он удавится как Ахитофель — дурной советник») — «гарантия» действенности как проклятий, так и клятв. Поэтому часто используются «классические» клятвы и проклятия, которые отложились в сознании верующего: «Проклинаем тем проклятием, которым Иисус Навин проклял Иерихон, которое Елисей изрек над отроками, которым Гиезий проклял своего слугу, которое Барак изрек над жителями Мероза, которым проклинали мужи великого собрания, которым проклинал Иуда бен Иезекиль, и всеми теми проклятиями, которые были произнесены со времен Моисея и до наших дней».
Обращение к содержанию различных клятв и проклятий показывает, что они носят ярко выраженный рецептурный характер. Проявляется это в операциональности, разложимости клятв и проклятий на отдельные действия. Эта частная рецептурность есть проявление рецептурности более общего порядка как особенности средневекового сознания, основой которого является религия. Характеризуя эту особенность, В. Л. Рабинович отмечает: «Рецептурность определяет различные сферы деятельного созидания: этику и мораль, семью и право, христианскую апологетику и религиозную обрядность, искусство и ремесло, науку и опытно-магические действия алхимиков… Все это держится на соблюдении рецепта, освященного авторитетом».
Содержание клятвы и проклятия непосредственно включено в мир человеческих отношений, они могут воздействовать на людей только тогда, когда в них представлена определенная последовательность действий. Эти словесно проговоренные действия выступают для индивида в виде морально-правовых регуляторов, разрешающе-запрещающих предписаний. У средневекового человека, как отмечает А. Я. Гуревич, «абстракция не мыслилась как таковая, вне ее значимого конкретного воплощения», поэтому в клятвах не просто формулируется исполнение какой-либо обязанности, а всегда скрупулезно перечисляется последовательность действий, которые должны выполняться и которые запрещены. Зачастую клянущийся вновь и вновь возвращается в процессе клятвы к одному и тому же действию, но уже данному в другой формулировке, что для него выглядит как иное предписание и способ деятельности. Эти предписания воспринимаются и принимаются как реальное побуждение к действию.
В основном содержании клятвы не заключено никаких скрытых смыслов. Поступай, как сказал, т. е. любая клятва есть своеобразная проекция всеобщих представлений, жизнеобразующих ориентиров, теологически понятой судьбы. Клятва — это программа микросудьбы, индивидуальный микрокосмос, содержание которого отражает особенности истории и мировоззрения, в частности линейное восприятие времени. Как мир в целом, так и клятва имеют строго определенное начало и строго определенный конец. Даже клятва при заключении союза, перемирия «на вечные времена», ограничена жизнью этого мира.
У индивида, дающего клятву, отсутствует рефлексия по поводу ее содержания. Для него клятва — система направляющих предписаний, принимаемых в явном виде. Клятва всегда телеологична, она дается для достижения определенной цели, причем существует иерархия целей: явные цели (реальные практические действия ради чего-то) и скрытые (соблюдение клятвы — это одно из средств достижения вечного спасения). Движение целей в клятве происходит от менее значимых к более значимым. Одна цель сменяет другую, осуществленная цель становится средством. Для этого необходимо точно знать, что, сколько, как делать и чего не делать.
Клятва и проклятие отражают особенности организации религиозного сознания, в частности его дихотомичность. Одной из важнейших оппозиций является светское, земное и сакральное, божественное.
Светское, обычное, повседневное — это совокупность обязанностей, которые принимает на себя клянущийся, это форма самораскрытия в рамках определенной общности, способ приобщения, который сначала проговаривается словесно, а затем воплощается в жизнь. Точно также и в проклятии на передний план выдвигаются жизненно важные вопросы: «отлучаем, отделяем, изгоняем, осуждаем и проклинаем». «Пусть поразят его язвы великие… пусть станет он предметом злобы и гнева и да будет отдан труп его на съедение зверям диким и хищным… Сребро и злато его да будут отданы другим… Пусть вдова его станет после его смерти достоянием других.»
Сакральное, божественное — это сверхчувственная природа клятвы и проклятия. Здесь воплощаются основные мировоззренческие установки религиозного сознания. Бог выступает и наблюдателем, и свидетелем принесения клятвы, и конечной целью, во имя которой она свершается, и той грозной силой, которая должна покарать клятвопреступника: от его имени будут предавать анафеме. Такое понимание было сформулировано еще в древности. В средневековье, как пишет А. Я. Гуревич, истинным являлось то, что подкреплено клятвой. Клятвам «верили больше, чем каким-либо вещественным доказательствам и уликам, ибо полагали, что в присяге раскрывается истина, и торжественный акт не может быть выполнен вопреки воле бога. Малейшее отклонение от раз и навсегда принятой формулы, несоблюдение всех обрядов означало одно: сбившийся с текста, нарушивший процедуру — не прав, и бог не допускает, чтобы виновный выиграл тяжбу».
Оппозиционность земли и неба, плоти и духа находит свое выражение и в проклятиях. Отдельно проклинается плотское и отдельно — духовное. Клятва и проклятие оказываются тесно сопричастными богу. Это действие и священнодействие одновременно. «С одной стороны, дело это делает рука, принадлежащая человеку — части природы, плоти земной (Христос — сын человеческий), с другой — деяние это творит десница, принадлежащая человеку — частица бога (Христос — сын божий). Это священнодействие, в котором происходит приобщение к коллективному субъекту, а через авторитет этого субъекта — к богу. В этом смысле христианин в процессе всей своей жизни, начиная с крещения, воплощает христианскую клятву-обет: быть верным Христу и его учению, совершить все то, что относится к христианской добродетели для достижения спасения. Неисполнение этой клятвы есть грех, который усиливается проклятием и его последствиями.
Клятва и проклятие содержат в себе оппозицию магического и фетишистского. Магическое в клятве — это процесс образования мистической связи между человеком и богом, а в проклятии — расторжения ее. И то и другое достигается через определенный ритуал, в котором значимую роль играют слово и действия с фетишем. Через словесное упоминание имени бога душа человека приобщается к нему, так как душа — творение бога, она, как и сам бог, может существовать через слово.
Содержание клятвы, связанное с именем бога, — это не просто взятая на себя совокупность обязанностей, но и приобщение к богу, и форма искупления греха, что особенно характерно для клятвы-обета. Мистическая связь между человеком и богом, образованная посредством клятвы, действует либо до окончания сроков, либо до разрешения от нее. Поскольку душа человека находится под контролем бога, то клятвопреступление — это не просто нарушение слова, а слова божественного, не только невыполнение обязательства, но посягательство на бога, богохульство, и поэтому освобождением от клятв заняты не светские институты, а церковь.
Придать действенность клятве и проклятию возможно только благодаря магическим действиям со священными предметами — книгой (Библией), мощами, крестом, оружием, черными свечами, которые составляют фетишистское содержание ритуалов. Эти предметы рассматриваются как носители сверхъестественного, они не только являются символами бога, но и дают возможность непосредственного контакта с ним — достаточно положить руку на Библию, поцеловать крест, оружие (в клятве) или опустить свечу вниз и потушить ее (в проклятии). Поскольку ритуал клятвы и проклятия со временем упорядочивается и канонизируется, набор магических действий и фетишей становится ограниченным. Это придает им священный характер и одновременно делает их понятными и приемлемыми для всех.