В октябре Игорь Ащеулов, 45-летний инвалид из Эртильского района Воронежской области, впервые побывал за границей. 17 октября на комфортном микроавтобусе «Форд» его перевезли через эту границу — и выкинули метрах в восьмистах от российского кордона, на территории Марковского района Луганской области Украины. Домой, в Воронежскую область, он вернулся только 4 ноября, под закат праздничного дня. Быстро высыхающими на морозе слезами и тепловатым чаем из термоса он отметил не «народное единство», а возможность вернуться домой из Украины, куда его выбросило умирать государство.

— Эти годы я живу в поселке Октябрьском Эртильского района, — рассказывает худой, долговязый Игорь. — Здесь моя родина, я тут жил до 12 лет. Потом умерла мама, а отец женился снова, перевез нас — четверых детей — в Украину. Закарпатье, город Межгорье. Выучился на слесаря-автомеханика, украинский паспорт получил и пошел в армию. Вернулся, и меня взял на работу директор местной турбазы персональным водителем. Взял меня, «кацапа»! Местные мужики затаили злобу. И как-то меня избили сильно, облили бензином и подожгли. Спалили всю нижнюю часть тела, я почти пять лет провалялся в больнице. Отец развелся с мачехой и уехал домой, в Воронежскую область. По моему делу так и не нашли никого. А я инвалидом остался. В 1999 году добрые люди помогли с деньгами и отправили домой, в Россию, к отцу и бабушке.

Отец Игоря умер в 2004-м. Следом — бабушка. Парень остался один, со старым украинским паспортом. Чтобы выправить российские документы, надо было ехать в Эртиль, за пятьдесят километров, а оттуда гнали в Москву в украинское посольство — делать запрос в Закарпатье для получения новых бумаг. А транспорта у Игоря нет, да и «ходок» из него никакой — ноги не гнутся.

Со стороны он похож на замершего журавля.

— Поселок у нас маленький — 30 дворов, — рассказывает Игорь про свою жизнь. — В основном старики. Работы никакой. Соседи меня с детства знают, родителей моих, судьбу. Я им, чем мог, помогал по хозяйству, они меня подкармливали. Так и жил. А этой зимой началось! Наш участковый Белоконев взъелся: «Почему документы не оформляешь? По какому праву здесь живешь?» И ведь давно знает меня, столько лет я у него на виду! Меня стали таскать по судам. Предложили выехать самостоятельно. А куда я поеду? И как? Тогда стали выписывать штрафы. Сосед мой, Ряховский Юрий Васильевич, пожалел меня, штрафы оплатил. Но потом суд все же постановил меня выдворить.

Игоря забрали и поместили в центр временного содержания нелегалов в селе Елизаветовка соседнего Павловского района. Соседи заволновались. Кто-то вычитал в газете, что таким, как их Игорек, помогает воронежский правозащитник Вячеслав Битюцкий из «Мемориала». Правозащитник. Нашли телефон, адрес и смотались к нему, в Воронеж.

Битюцкий оказался человеком очень порядочным. Вместе с друзьями Игоря Ащеулова стал хлопотать, чтобы ему предоставили пока в России временное убежище. Попробовал обжаловать решение Эртильского районного суда в областном суде. Однако жалобу рассматривать там не стали — она 15 дней провалялась в канцелярии. Просто забыли про инвалида, поважнее, наверное, дела были. А районный судья Елена Ледовская за это время признала свое решение о выдворении Игоря вступившим в законную силу.

Дала команду приставам-исполнителям на депортацию.

АТО — что?

В Елизаветовку за Игорем приехал микроавтобус «Форд» и два судебных пристава. Повезли на российско-украинскую заставу, где просто вытолкали из России.

— Иди, — сказали российские пограничники, — мы за тобой смотрим.

— Обходи шлагбаум, — посоветовали их украинские коллеги, — бочком-бочком проходи…

Тощая фигура на негнущихся ногах поковыляла в сторону Марковки, райцентра Луганской области. До нее было 15 километров.

Еще на днях Игорь пил чай с соседом Юрием Васильевичем — и вдруг оказался в чужой стране, без денег, в тонкой поношенной ветровке.

Где-то вдалеке грохотала АТО.

Первые двое суток Игорь ничего не ел, только пил воду из колонки у дороги. Было холодно и страшно. Он все ждал, что откуда-нибудь вынырнет местный участковый, проверит документы и отправит по месту последней прописки — в Закарпатскую область. К тому же — война. Любой незнакомый человек подозрителен.

На попутке Игорь доехал до Марковки, до местного автовокзала. Зашел погреться в зал ожидания, а там ему повезло: продавец тамошнего магазинчика пожалел человека в беде.

— Дядя Ваня — добрый, — улыбается Игорь. — Расспросил, накормил. А тут к автовокзалу подъехал большой джип с крепкими ребятами в форме. С автоматами, злые, страшные — искали кого-то. Он говорит: «Давай от греха подальше я тебя спрячу». И запер меня в своем магазине. Потом его сын, таксист местный, дал мне телефон. Я позвонил соседу Юрию Васильевичу Ряховскому. Тот успокоил: не бойся, говорит, мы за тобой приедем, оставайся там и жди. Ночевать я ушел в заброшенный коровник — на подъезде к Марковке. Спал в норе. Костер не жег: боялся, что увидят и прогонят.

Соседские разборки

Юра Ряховский — типичный шукшинский персонаж, деревенский мужичок с едким прищуром голубых глаз и полным ртом золотых зубов. За Игоря, который ему просто сосед, он бился так, как может биться только родная мать. Даже страшно представить, сколько раз он гонял в Воронеж по его судебным делам. Сколько выдержал очередей, сколько потратил времени, денег, нервов. Он только в Марковку мотался пять раз. Тысяча верст в оба конца — в четыре утра вставал, садился за руль старенькой «Нивы» и мчался на украинскую границу. Стоял в очередях, объяснялся с начальниками, унижался, кричал, пытаясь выцарапать соседа из беды, уезжал и возвращался снова.

— Звонит Игорь, говорит: увезли в Украину, — вспоминает Ряховский. — У него, знаешь, старенький телефон был, он быстро разрядился. Я ему шумлю: вывезут, ты далеко не уходи, мы за тобой приедем. Взял соседа — поселкового депутата Василия, приехали. Но Игоря не нашли. До полуночи проблукали на границе, уехали ни с чем…

Тем временем и Битюцкий, правозащитник, не сидел сложа руки, а делал свое правозащитное дело.

— Совершилась судебная ошибка, которая едва не стоила жизни человеку. Государство ее допустило, но вот механизмов ее исправления у него не нашлось, — рассказывает сегодня Вячеслав Битюцкий. — Председатель Воронежского областного суда по административным делам Юрий Денисов, с которым я связалась, очень удивился, услышав о том, что жалоба адвоката не дошла до адресата, но пообещал выяснить. Уже через пару часов он подтвердил: так и есть. И на следующий день в облсуде было назначено судебное дело по Ащеулову, где решение эртильского судьи о принудительном выдворении было отменено.

Защитники от Родины

Юра Ряховский вспоминает:

— Звонит Вячеслав Ильич, кричит: «Есть решение суда по Игорю! Езжайте опять за ним — он имеет право жить на территории России!» Я, конечно, снова помчался. Нашел Игоря, привез на границу.

Но даже с решением суда в руках Родина Игоря видеть не желала. Украинцы его выпустили, а наши не впустили.

Начальник пограничного пункта пропуска в Бугаевке, представившийся Алексеем Владимировичем, сказал, что для него это решение — филькина грамота: «Пусть приедут судебные приставы с судебным постановлением, предписывающим им забрать Ащеулова с украинской территории. Или пусть нам придет соответствующее письменное распоряжение от нашего головного руководства из Москвы».

Юрий Васильевич успокоил Игоря как смог, а сам с неспокойным сердцем поехал один в Россию. Игорь с украинской территории смотрел ему вслед.

Бой продолжил Битюцкий, который обратился к судье Ледовской с просьбой дать соответствующее распоряжение приставам. Но для начала нужно было иметь на руках решение областного суда. «Я могу его забрать только в пятницу, когда поеду в Воронеж на совещание», — буднично молвила судья Ледовская.

Судебное решение было принято 21 октября, а этот разговор состоялся — 29-го, в среду. Забрать его, стало быть, предполагалось еще через два дня. Потом (уже после выходных, которые были «усугублены» ноябрьскими праздниками) надо было написать предписание приставам. На всю эту бумажную возню ушел бы как минимум месяц.

А там, у самой границы, в норе на морозе ночует человек, инвалид.

Тень народного единства

Ехать в Украину было бессмысленно: российские пограничники четко объяснили, что Игоря не пропустят. Но не ехать — еще хуже: без денег и крова Игорь долго бы не протянул. К тому же он перестал выходить на связь.

1 ноября — в первый день затяжных выходных мы, журналисты, вместе с Юрием Васильевичем Ряховским на двух машинах подкатили к границе.

Редкие фуры, пограничники ежатся от холода, в лицо летит снежная крупа. Пограничники узнают Юрия Васильевича, удивляются: «Опять приехал?»

Долго протискиваемся через границу, но через полчаса мы в Марковке. На первом же повороте нас тормозят местные гаишники. Молодые приветливые парни, у которых на груди написано «ДАИ» («державная автоинспекция»). Рассказываем о своей «мета прибуття» (цели приезда) и неожиданно обретаем помощников. Парни начинают куда-то звонить, описывать приметы нашего «потеряшки», а потом — отправляются с нами на поиски.

Их белая «девятка» маячит впереди, направляя в потенциальные места, где может прятаться Игорь. Мы обходим заброшенные территории — то ли склады, то ли разрушенные коровники. Ходим, кричим: «Иго-орь!»

Ездим повсюду, стучимся, объясняем, разочарованно уходим. Наконец прибываем на автовокзал. Нашли там какого-то парня, с сильного бодуна. Показываем ему газету с фотографией Игоря, тот долго вглядывается: «Сегодня видел, но где он сейчас — понятия не имею». На улице совсем темно, Юрий Васильевич курит одну за одной и бормочет: «Где ты, Игорек? Может, на небесах уже?» Гаишники смотрят с сочувствием и рассказывают о своем: «До Луганска — рукой подать, 130 километров. Бабахает — слышно».

Обмениваемся с ребятами телефонами и просим звонить, если найдут Игоря. И передать ему, что мы его ищем и приедем опять…

Мы уехали. На следующий день и еще через день Игорь на связь так и не вышел.

4 ноября Юра Ряховский в четыре утра в очередной раз «оседлал» свою «Ниву», и они с Битюцким рванули из Эртиля проторенной дорожкой в Украину. Мы — за ними, я и мой муж Леня.

Хорошо, что в Украине 4 ноября никакого единства и согласия — обычный рабочий день. Быстро разделались со всеми формальностями и затарахтели по той самой убитой дороге.

Меньше чем через километр от границы Юрий Васильевич вдруг дал по тормозам и побежал к остановке на краю дороги. Там долговязая тощая фигура в лыжной шапочке. Неужели?.. Игорь!

Летим к нему, обнимаемся, плачем. Игоря бьет крупная дрожь.

— Как ты здесь?

— Мне вчера парень на заправке сказал: за тобой люди из России приезжали, искали тебя. Я сразу сюда пришел, с тех пор стою и жду…

Спасибо ребятам-гаишникам, не обманули, всем рассказали! Юрий Васильевич обнимает Игоря, тащит его в свою машину и включает печку на полную мощь. Мы в полной эйфории разворачиваем и мчим назад к границе.

Но там нас ждет разочарование, хотя и ничего нового: у Игоря просрочен паспорт. Тогда строгая украинская пограничница командует: «Езжайте в ближайший паспортный стол, вклейте ему фотографию. И все будет нормально».

В то, что будет нормально, — не верится. Но мы возвращаемся на украинскую сторону, по новой заполняем документы. И пограничники, и таможенники чуть ли не хором объясняют, как найти в Марковке моментальное фотоателье и райотдел милиции, где находится паспортный стол.

Едем, фотографируем Игоря. Бежим в райотдел милиции. Мы заталкиваемся в тесный кабинет паспортистки, та отправляет к начальнице. В кабинет Олены Володимировны Битюцкий берет только Игоря, оставляя нас торчать под дверью. «Через полтора часа все обещали сделать» — итог его визита. Вячеслав Ильич показал судебное решение, рассказал историю, и чиновница пошла навстречу, не погнала Игоря восстанавливать паспорт в закарпатское Межгорье.

Ровно через полтора часа едем обратно. Украинскую границу проходим влет. И вот главное препятствие — российский кордон. Битюцкий уходит к пограничному окошечку со своим бывалым портфелем, набитым документами. Игорь ковыляет за ним. Юрий Васильевич нервно курит, крестится и шепотом матерится, предвкушая, что сейчас нас развернут обратно. Но тут — о чудо! — Игоря пропустили.

— Добро пожаловать в Россию!

Мы быстро садимся в машину и едем. Пока там не передумали. Километра через два останавливаемся, чтобы перевести дух. Мы смеемся и плачем, обнимаемся. Игорь тихо плачет.