пру на рожон: изо всех вероятных жен
боги назвали б тебя, если б я спросил их.
трижды, как в сказке, шрамами я вожжен
в руку, которую ты мне отдать не в силах.

вот ты сидишь, заперевшись в своем «нигде»,
медленно глухонемея у боли в пасти,
я и без слов говорю тебе «добрый день» —
в три поцелуя: пальцы, ладонь, запястье.

хмуришься… не надоело душой кривить,
рваться навстречу — и все-таки отбиваться?
ну, ненавидь меня, милая, ненавидь!
сколько сумеешь… секунд, вероятно, двадцать?

веер царапин — привычная мне цена
(позже сочувственных слов избежишь едва ли).
видимость: ногти твои и моя спина.
сущность: молитва в бесстыдной горизонтали.

ври, что не так. сожалей, что опять сдалась.
плачь: «да на что я сдалась тебе, одержимый?!» —
к этому всё равно не пристанет грязь,
как мы без этого живы — непостижимо…

скальпель, зажим… потянусь сквозь кошмар в крови —
пальцы оближет тепло беззащитной кожи,
то есть — не страшно. совсем ничего. зови
это распутством, искусом, скотством — всё же свят на плечо ложащийся огнепад,
в сумраке отливающий спелой медью…

если б ты знала, мой маленький сладкий ад,
как без тебя мои простыни пахнут смертью.