Объяснял старшему сыну, что в русском языке нельзя сказать «победю». Ну нет первого лица единственного числа будущего времени у слова «победил». Может быть «побеждаю», но никак не «победю».
— А как тогда? — спросил старший.
— При помощи вспомогательного глагола. Например «я одержу победу».
Немедленно встрял младший:
— Да-да! При помощи вспомогательного глагола одержимости!
И не поймёшь — всерьёз ляпнул или пошутил. В свои шесть младший уже артист.
— А вот у множественного числа есть будущее время… — размышляет сын.
— Да. Победим, — соглашаюсь я.
И вдруг думаю, насколько же это красиво и правильно. В русском языке может быть личная победа — но только как свершившийся факт. А вот загадывать на неё, обещаться победить — нельзя. Можно — только если ВМЕСТЕ. МЫ — победим.
Это язык. Он определяет сознание. Он определяет народ. Если в языке нет чего-то, что есть у других народов — это неспроста. И если есть что-то уникальное — тоже.

Границы, таможни… все строим и строим стеночки. Простым людям вред, а бандитам все равно не преграда… кому это нужно-то?

Сжимая в одной руке надкушенный бутерброд, а в другой — бутылку кефира, черт озирался по сторонам. Выглядел он вполне заурядно — мятый старомодный костюм, шелковая рубашка, тупоносые туфли, галстук лопатой. Все черное, только на галстуке алые языки пламени. Если бы не рожки, проглядывающие сквозь аккуратную прическу и свешивающийся сзади хвост, черт походил бы на человека.
Толик отрешенно подумал, что в зале истории средних веков городского музея черт в костюме и при галстуке выглядит даже излиш…
… показать весь текст …