Мне вот интересно — почему так приятно быть правым? Почему так здорово отрицать любые нюансы вероятности существования зерен истины в словах инакомыслящего?
Мой любимый пример. Как в самом начале 90-х нас возили с экскурсией по церквям Москвы. Все, абсолютно все, исключая Свято-Данилов монастырь стояли в помойках. Я видела это своими глазами. Помню, как я, комсомолка, абсолютно чуждый вопросам веры ребенок, стояла и плакала от ощущения собственного бессилия и несправедливости. Как пожилая женщина-экскурсовод меня успокаивала, говорила, что все изменится. Не верилось.
Но мне всегда хочется спросить тех уже достаточно пожилых и не очень граждан, которые топчутся — и реально, и виртуально — вокруг всяких святых мест и понятий — ну чего ж вы тогда с веничком и тачкой не ходили и не убирали за своими соотечественникам? Что ж вы работалии пользовались тем, что находится — в этих складах, библиотеках, архивах как там еще использовались здания культа? Когда ж вас так торкнуть-то успело, что прям вот вы все теперь знаете — кому, за что и почему? А что у вас по научному атеизму? не помните? Ну, как же так. А ведь сдавали.
Девушка диджей сегодня с утра чирикала, что все болеют потому, что сами виноваты и так хотят. Чтобы их жалели и сами они ничего не делали. А только пенсии получали. Она вот тоже все знает про болезни. Как наши верующие сограждане про мораль.
Еще я подумала — что мы живем в океане некомпетентности. Что самые определенные мнения высказывают только абсолютно некомпетентные в обсуждаемых вопросах люди.
О войне и болезни лучше всех знают те, кто никогда не воевал и не болел. О том, как надо любить — тот, кто сам никогда не любил.
Самые высокоморальные люди суть самые жестокие существа. Пусть добросовестность их заблуждений служит им оправданием.
Но не в моих глазах.
Да, еще вспомнила, как все ржали, когда эмблемы наших та ксказать, антиподов, совпали с эмблемами общества матерей детей с синдромом Дауна. И детей геев, покончивших самоубийством. Мне плевать как на антиподов, так и люто воюющих с ними электронными методами. Но как бы мне хотелось, чтобы они взглянул — таки на себя со стороны. Глазами хотя бы матерей тех самых детей. Живых и мертвых