Антонина (Тося) на самом деле не могла спуститься по вертикальному трапу внутрь лодки. Согнутые колени упирались в перекладину лестницы, и кромка люка фиксировала ее талию. На трапе явно не хватало промежуточной перекладины.
Расположившись сверху и снизу относительно объекта и координируя перемещение его конечностей, мы живенько опустили вниз, вспотевшую оммичку, а потом «зашхерились» на гамаках (подвесных кроватях) первого отсека.
Проснулся я от бортовой качки и тычков в спину. Выбраться из нижнего гамака можно только при свободном верхнем. Поднявшись в рубку, мы с Володей заняли наши привычные места на ее задней кромке.
Шатов делал вид, что нас рядом нет. Он постоянно что-то высматривал через свой большущий морской бинокль.
Мне всегда нравилось смотреть на горящий огонь и бегущие куда-то волны.
На морском полигоне команда стала готовить лодку к погружению, а мы с Володей опять расположились в подвесных кроватях.
Прозвучала команда к погружению и к нам в отсек стали прибывать члены комиссии. Когда члены заполнили весь отсек, раздалась очередная команда: «Носовой дифферент 8, стоп-машина, продуть балласт, аварийное всплытие, механика на мостик.».
Потом Шатов полчаса матерился, обзывал всех тупыми козлами, которые хотят потопить его любимый корабль и обещал собсвенноручно расстрелять механика, если через пять минут он не размажет равномерно по кораблю этих тупых представителей промышленности.
Комиссию распределили по отсекам, и лодка погрузилась на глубину 60 метров.
— «Сынки, готовим пуск».
В отсеке появился мичман. Он поплевал на руки и положил себе на плечо большую кувалду. Затем прищурил глаз, подошел к торпедному аппарату и доложил: «Готовность ноль».
В динамике что-то зашуршало, защелкало, и прозвучал торжественный голос командира: «ПУСК».
Моряк что-то повернул, послышалось бульканье и урчание. Потом отчетливо щелкнула внешняя крышка. Мичман со всего маха стукнул кувалдой по трубе торпедного аппарата.
Не выпуская кувалду из рук, он бухнулся на колени и приложил свое ухо к трубе. Через несколько секунд он повернулся к нам лицом и с восторгом, округлив глаза, произнес: «П о ш л а…».
— «Володя, а на фига им эти шаманские ужимки?», — не очень громко спросил я у Волосевича.
— «Морская традиция. Прикинь, что будет, если торпеда упрется в переднюю крышку.»
— «Но ведь эта торпеда не боевая. Не взорвется. Правда может ходовым винтом оторвать трубу аппарата внутрь корпуса лодки. А мы как эти самые, с длинными ушами. В гамачках. Вместо того, чтобы расположиться у камбуза и попивать винцо.».
— «Так ведь не оторвало. Будет, что вспомнить.»
Нашу с Володей беседу прервал вахтенный офицер: «Товарищи ученые. Имею честь пригласить вас к командиру.»
Ныряя в люки переборок между отсеками лодки, мы добрались до маленькой каюты Шатова.
Николай Фомич скромно предложил выпить шила (разбавленного спирта) и, смущаясь, попросил не рассказывать никому о его утреннем заплыве под боном.
«Ну конечно, — могила.», — пообещал ему Володя.
Разглядев на моем лице радостную ухмылку, Шатов решил, что спирт разбавлен без соблюдения морского рецепта и, покопавшись в металлическом шкафчике, достал из него вторую бутылку.
«Пацаны, воду нужно доливать в стакан со спиртом, а не наоборот. А после этого, очень шустро нужно накрыть стакан ладонью и держать его закрытым не менее 2 минут.», — проинструктировал нас Николай Фомич.
Строго соблюдая технологию, мы выпили вторую бутылку и я начал рассказ о моей строительной бригаде и нашей работе в поселке Микунь.
«Коля. Там, в этом Микуне, сортиры исключительно уличные. Когда они заполняются, строят новые. Так что работы хватает. Это у вас тут море пачкают. Небось, вся бухта в дерьме…»
«Какое дерьмо? Да ты шоо? Да это мазут. Да у нас тут строго. Ты это на шоо намекаешь? Не надо ха-ха.», — Шатов явно разволновался.
«Предлагаю проверить.», — предложил находчивый Волосевич.
«Правильно. Проведем анализы и опубликуем их в журнале Недры. У меня там редактором работает приятель.»
«А ну вас. Мне на вахту.», — сделал вид, что согласился Николай Фомич.