Всё оттого, что она была очень странной. Так естественно ненормальной, что самые невероятные проявления моей личности в нашем микрокосме обретали суть и смысл, глубокое значение и закономерность. Я не был влюблён, я даже не помнил о ней, когда её не было рядом. Но, как только видел напротив эти расширившиеся зрачки удлинённых глаз, становился другим.
Другим собой, намного более собой, чем с другими.
Эта девочка совсем нигде не бывала и очень мало знала о жизни, — похожая на новый блокнот с чистыми страницами, провалявшийся лет двадцать на антресоли. Она судорожно хваталась взглядом за мои жесты, выпивала эмоции из моих рассказов так напряженно и жадно, словно от этого зависела её жизнь.
И меня несло: я с гордостью вынимал впечатления из самых глубин сознания, восстанавливая мельчайшие нюансы и детали. Цепкие женские пальцы срывали с моих губ ещё не созревшие слова, бросая одно за другим в жадный ротик, будто свежие ягоды малины. Склонённая головка тесно прижималась к моей рубашке, слушая биение восторга о мою грудную клетку.
Подводная охота в Коралловой бухте, погружение к затонувшему кораблю на Кинбурнской косе, скитания по предгорьям Восточного Саяна, полёт в вингсьюте — её бедный мирок, кажется, и не догадывался раньше, что существуют иные миры, другие страны, дарящие желающим впечатления полными горстями.
Кто она? Что она? — иногда поражался я, но вскоре отбрасывал ненужные вопросы об этом, по сути, совершенно чужом для меня существе.
…Конечно, эта связь закончилась — так рвутся когда-нибудь паучьи нити, связывающие случайно оказавшиеся рядом ветви далеко растущих друг от друга деревьев.
Не буду врать: ни тоски, ни пустоты я не ощущал. Сидел перед компьютером, листал фотографии друзей, вернувшихся из отпусков, и ничего не чувствовал. Ничего?! Тогда я даже не осознал, что это — уже происходит со мной. Отсутствие чего-то важного в моей голове… Нехватка свежести в моём воздухе… Застоявшееся время…
Где пробел, никак не удавалось понять. Жизнь наполнена до краёв, полное меню: на закуску — жена и ребёнок, основное блюдо — плотная работа, как десерт — сочное дружеское общение. Вроде бы всё, что заказал, — передо мной, на столе, красиво оформлено и по правилам подано, но вкуса еды я не чувствую. И вид блюд не производит впечатления, причём, никакого — ни положительного, ни отрицательного. Словно жуёшь газету с чёрно-белыми картинками жизни. Будто вместо воздуха тянешь носом вакуум, по инерции, рефлекторно.
Будь это депрессия, нервное истощение или стресс, таблетки и капельницы, — плоды отчаянной заботы друзей и родных — помогли бы. Беседы с искуснейшими душепотрошителями сводились к упражнениям, похожим на тренировку пресса после плотного ужина. Алкоголь не дарил ни расслабления, ни забвения; даже агрессии не мог он выдавить из моей обесцвеченной личности.
Нет, меня такое положение вещей не беспокоило вовсе. Волновалась мама, переехавшая в мой посеревший дом после ухода жены. И нервничал пёс, тихонько скуливший по ночам у моей кровати. Мама подсовывала разные общепризнанные вкусности, используемые мною для успокоения жжения в желудке, требующем пищи. Раскладывала на тумбочке красочные фото-отчёты из моих загранкомандировок…
Я же равнодушно и механично нажимал на кнопки пульта от телевизора, бубнившего бесконечные социальные, мировые и рекламные новости. Сообщившего сегодня о гибели моего старого друга, известного гонщика и каскадёра, недавно поражённого тяжёлым психическим недугом. Пребывающий в абсолютной апатии, не испытывающий ни страха, ни боли, ни удивления, этот здоровяк с пустыми глазами, переходя железнодорожные пути, врезался в товарный поезд, будто не понимая, что мчащийся состав реален и сквозь него невозможно пройти.
Дикие огни мигалок и завывание сирен казались таким естественным фоном для взъерошенной молодой журналистки, которая совала микрофон реаниматологу в окровавленном халате, заворожено глядя на него удлинёнными глазами, со зрачками, расширившимися до размеров чёрной дыры.