Второе августа, говорили, пройдет дождем.
Мой зонт в общественном транспорте был покоцан.
Семья не вышла из дому: «Подождем
другого солнца».
А я пошла средь почерневших церквей зонтов,
и в них стучало клавиатурой на телефоне,
и в них послышалось сразу, наверно, сто
дарк-рок-симфоний.
И где-то бабочка, хрустальным крылом взмахнув,
на том конце разбудивши землетрясенье,
рассыпала на обрусевшие пряди хну
с душком осенним.
Я шла сквозь рукоплескания, сквозь аншлаг
(хотя прохожим все это грезилось пантомимой,
насквозь продрогшей даже с зонтом). Я шла,
а дождь шел мимо.
И голос, что зарождался, освобожден,
был схож не то с Окуджавой, не то с Высоцким.
Второе августа, говорили, пройдет дождем.
Но вышло Солнце.