— А красивой, милок, женщину делает не ботокс, — образовывала Яга Ивана-Царевича, поправляя постоянно сползающие шерстяные рейтузы. — А хорошо натянутый чулок. И, как говорила одна французская вертихвостка, не важно, сколько на нем дыр.
Поэтому перестань морду кривить, а лучше помоги одной милой, доброй женщине стать Богиней — подержи резинку у пояса, а я на ней зубом узелок завяжу.
— Какая красивая женщина! — сурьмила брови сажей Яга. — Какая статная! Ум острый, характер сильный, язык длинный. Транспорт свой. Скотина покладистая. Изба справная. Женись — не хочу!..
И вот раз «не хочу», придется тебя сожрать, царевич! Не гуманно, конечно, но самооценка дороже!
— Какая я тебе баба, сопляк! — огрызнулась на Жихарку Яга, подтягивая морщины прищепкой. — Бабы на рынке семечками торгуют! А я — нежное существо… сказочное…почти абстрактное.
— Зато душа у меня — кладезь, — успокоила себя Баба-Яга, выбрасывая осколок зеркала в помойное ведро.
— Эй ты, чучело лесное! Не споймавши бела лебедя да кушае…- хотел было крикнуть Иван-царевич, но вмиг почувствовал во рту кляп, а на руках и ногах — оковы.
— Да, кто же тебя есть-то собрался, дурень! — захихикала Яга, расправляя на полатях войлочное одеяло. — У меня пища сугубо диетическая — трава белена, мухоморы… Ты мне для другого, милок, нужен…
И уже ударяя по щекам сползшего в обморок Ивана, добавила:
— Радикулит у меня разыгрался, сынок… мне б массажик!
— А можно еще раз эту историю послушать, — всхлипнула Баба-Яга, подливая Кощею водки. — С того момента, как ты, опасаясь взлома жесткого диска, свою тысячелетнюю биографию на эту специфическую флэш-карту упаковал и в утку засунул.
— Спасибо, сынки, не побрезговали, уважили старуху, — выпроваживала поутру Яга Царевича с Серым Волком. — Но оставить вас у себя я не могу — традиция не позволяет. В третий раз я только по любви…
— Прекрасно понимаю Вас, юноша, — интеллигентничала Яга, гладя по голове упавшего при виде ее в обморок Ивана-Царевича. — Умом-то понимаю, что не девочка уже, сто первый десяток пошел, а до сих пор все так же сногсшибательно, прям скажем, неприлично красива!
— А лес-то, сопляк, поавторитетнее тебя будет, — проскрипела Избушка-на-Курьих Ножках, поворачиваясь к Жихарке задом.
— Ну, надо же! — содрогнулась Яга, услышав из уст Кощея его житейскую историю. — Такой интеллигентный с виду мужчина, а в яйце — игла!
— А вот я не ревнивая, милок, — выслушав историю Ивана о его случайной измене царевне, сказала Яга. — Я — импульсивная. Допустим, голову тебе я не откушу. А вот кое-что другое, жизненно важное — запросто. Не с чем будет по девкам-то ходить!
- Господи! И до нашего леса старина Фрейд добрался! — взвыла Баба Яга, ломая метлу о колено.
— Вот тебе, бабушка, и… антрекот, — задумчиво произнесла Яга, заприметив в окошке пробирающегося через частокол Ивана-Царевича.
— Когда женщина красива, добродетельна и умна, — полировала Яга ногтем единственный зуб. — Она непременно несчастна и одинока… Дурам-то что? Подолы подоткнут, мужики и кидаются. А мне-то хочется о высоких материях поговорить! О живописи, например.
Вот, намедни, например, какая-то образованная сволочь дегтем забор вымазала…
— Ой, не могу! Повтори-ка еще раз, бестолочь, зачем ты ко мне, чудищу лесному пожаловал? Пе-ре-но-че-вать?! — закатывалась от смеха Яга, разглядывая Жихарку. — Вот она, ваша средняя школа! Что у тебя по «литре», сынок? ЕГЭ?.. А, это что за цифра? Неужто, там, наверху, и учебник арифметики переписали?
— А это жизнь наша, бабская, нас такому гуманизму учит, — вздохнула Яга, показывая Ивану-царевичу частокол из человеческих голов. — В душе-то, милок, мы все — цветы…
— Красавицам страдать — не привыкать, — вздыхала Баба Яга, натягивая бумазейные панталоны и ватник.- Взять, хотя бы, меня. Метла — мозолит, в ступе укачивает, сверху -голуби, снизу — фанаты…
А надень я, скажем, шелковое белье?! И все! Ахтунг! Массовая эвакуация!