Ночь. Окно открыто. По жестяному подоконнику барабанит дождь: громко, звонко. В комнате прохладно и свежо. Холод особый — летний, не убивающий, бодрящий. Играет пластинка негромко — Гребенщиков.
Ночная свежесть и музыка плетут паутину чувств, сминают ее в кокон — неряшливый, лохматый, щекочущий. Чужое, холодное и непонятное, постоянно на грани — стать родным, теплым и своим.
Я знаю, эта ночь подарит мне обновление. Давно назрело, предчувствуется что-то невиданное, небывалое. Копится в груди, не дает спать, путает мысли, падает на лист болезненными стихами: «Перемен…».
Это уже не требование и не кличь — едва слышный шепот: «Перемен…».

Впереди — жизнь.
Громада мира застит собой небо и куда-то вглубь его слабо намечена тропинка моей жизни. Теряется в тумане грядущего. Но я знаю, путь ее — всегда вверх!

Так хорошо, что окно открыто. Можно закурить в комнате, пока ночь и домочадцы не стоят за спиной с перечнем жестких правил в глазах.
Я осторожно опираюсь о холодный подоконник, достаю сигарету, чиркаю спичкой. Секундная слепота от вспышки медленно уходит, спичка тусклой искоркой летит за окно — в дождь.
Я наблюдаю. Дым нехотя тянется прочь. Во тьму, где сыро и холодно, и только неумолимый закон природы вынуждает его уйти. Но при любой возможности он пытается зацепиться за хлипкое и ненадежное тепло комнаты, оглядывается, пятится, слабо борется и… все-таки улетает. Я помогаю ему, направляя струйку за стекло.
А что если? Взгляд мой тянется к шкафу и поразительная, вызывающе дерзкая мысль — почему бы и нет?!
В шкафу — водка.
Я на цыпочках крадусь из комнаты в коридор — к телефону. Тихонечко набираю знакомый номер и шепчу.
— Юрка, хватит дрыхнуть! Приходи ко мне.
Друг ужасно недоволен, он спал.
— Ты с ума сошел! В такую погоду, куда я пойду?!
— Ты же мне друг?
— Ну да… — Голос теплеет.
— Иди сюда будем пить, и беседовать.
— Боже мой! Еще и пить?! Это что еще за новости?!
— Вот если не придешь, я с тобой не разговариваю…
— … Нет… Ты чокнутый!
Он сопротивляется. Идти через две улицы, ночью и сквозь промозглое ненастье?!
Бр-р-р!
Но я не сдаюсь, мой горячий шепот скоро будит любопытство и через несколько минут — сопротивление сломлено!
— Хорошо. Но ты, идиот! — Подводит итог Юра.

Водка — гадость. Нужно чем-то ее закусывать.
В девятнадцать лет мы еще не научились лакать ее как воду — это позже… значительно позже.

Крадусь в кухню.
Пол предательски скрипит. Кажется — гром небесный! Но, отступать поздно. Ставлю ногу ближе к плинтусу, знаю — так скрип меньше. Привычка к ночным бдениям научила не шуметь. Родители — нормальные люди, им спать ночью хочется!
Все готово — на столе снедь, найденная в кухне. Скудно конечно, но — что Бог послал, как говориться. Друг скоро придет.

Я переворачиваю пластинку. Музыка наполняет романтикой стылую комнату. Все звучит в унисон этим нелепым, с ноткой сентиментальности текстам и звукам. Мне они кажутся воплощением чистоты. И пусть кто-нибудь переубедит!

Резкий порыв ветра заставил глубоко вздохнуть тюль, рамы стукнули растворяясь. Окно, приглашая, распахнулось.
Да! Все изменится!
Скоро!

И этот новый мир будет моим. Иначе, зачем он вообще существует?!
Я снова напряженно вглядываюсь за стекло. Угрожающе качается фонарь, скрываясь за густой черной кроной дерева.
Фантастическая картина!
Темная бездна, наполненная холодным ветром, каплями дождя и виденьями, тенями, кошмарами…
Стукнула рама. Задребезжало.

Прошлым летом. Ночью что-то так же ударило в стекло. Этот слабый звук разбудил, и я выглянул в окно.
— Выходи, у меня сюрприз!
Во дворе однокашник — Вовка, готовится запустить следующий камушек в окно. Четыре утра! — мельком глянул я на часы.
— Иду.
Накинул рубашку и спешу из дома.
— Вот и сюрприз! — Вовка отходит в сторону.
За спиной — она. Лукавая улыбка, фальшивое смирение, а в глазах огонек…
И кой черт принес их в такую рань, откуда шли они вместе? — не знаю. Помню только бесконечное счастье этого утра.

В дверь легонько постучали.
«Пришел-таки, чертяка!» — Я радостно на цыпочках спешу встретить друга.
Он вваливается в дом огромным рассерженным медведем.
— Что за фантазии?! Сошел с ума?! Дурдом какой-то! — Злобно шипит гость.
В комнате, разглядев мою счастливую физиономию, смягчается. Садится на стул, разглядывает стол с тарелочкой, рюмками и бутылью.
— Так что же случилось?
— Ничего.
Знаешь, я очень счастлив, что у меня есть такой друг как ты! — Я смотрю на него с восхищением, он слегка смущается, недовольно морщится.
— Даже среди ночи откликнулся! — продолжаю я. — И не помогать кинулся, а просто так.
Эмоции переполняют. Еще немного и слезы брызнут из глаз.
Я отворачиваюсь и беру бутылку, чтобы налить.

Спустя минуту мы уже мечтаем.
— А у меня будет своя школа каратэ… — Юра жмет вилку в своем огромном набитом кулачище.
— Точно, и я буду приходить к тебе заниматься по выходным! — Я довольно, по-кошачьи, улыбаюсь.
— А ты будешь историю преподавать в школе… Нет, ты будешь директором школы! — Глаза вспыхнули — он доволен моей судьбой.

— Как ты это можешь слушать? — Презрительно кивает мой собеседник на проигрыватель. Гребенщиков ему не нравится.
— Да ты ничего не понимаешь! — Горячусь я. — Это же особая поэзия! Ее чувствовать нужно!
— Ну-ну. — Юра смотрит на меня недоверчиво и с сожалением, как на юродивого.
— Правда, это класс! Тебе только нужно понять…
Он берет гитару, и тихо-тихо, едва слышно наигрывает какой-то простенький мотивчик. Я подхватываю и мы шепотом, чтобы не разбудить родителей, поем песню о ямщике, едва не угодившем в зубы волкам.
Песня кончилась. Выпили еще по капельке.
— А я влюбился… — Счастливо заблестел глазами Юра. — Такая девушка, ты себе и не представляешь. Она учится в медицинском, отличница… такая же как ты — все прочитала! Я вас обязательно познакомлю. Давай покурим!
— Давай!

Мы пристраиваемся на подоконнике.
Дождь стих. За окном только порывистый холодный ветер. Если бы не тучи, уже бы, пожалуй, рассвело.
Друг рассказывает мне о своей любви, а я, слушая его вполуха, растворяюсь в грядущем. И кажется мне, что все у нас теперь будет хорошо. Перемены в стране, исполнят наши мечты. Юра женится на своей прекрасной медичке и у него будет собственная школа каратэ. А я буду приходить к нему по выходным. У нас будут счастливые крепкие семьи, в которых нас будут безумно любить.
Наверное будут и дети? Их так трудно себе представить в девятнадцать лет…
И мы будем иногда выпивать, вспоминая, как однажды пели песню под гитару, рискуя разбудить родителей, и мечтали!

Потому что сегодня все должно измениться! Я это предвижу! Предчувствую!
Эта ночь не зря полна невероятных, волшебных возможностей. Как мог случится такой дождь?
Почему такой?!
Это неспроста!
И буря, ей нет названия! Она необыкновенна!

Дым сигареты ложится на подоконник и нехотя, с ленцой потягивается к выходу. Лишь редкие порывы ветра дергают его за хвост, заставляют сжиматься и растягиваться, скручиваться спиралью и рассыпаться в беспорядочное облако. И наконец — разбивают его эфемерное тело в прах, бросая на произвол ночи.

Идет девяносто второй год. Скоро Юры не станет…
Я буду жить на Земле один. Иногда — совсем один.