солнце роняет лучи на плитку, время летит назад,
я открываю ногой калитку и выбегаю в сад.
бабушка будет опять ругаться, это, конечно, зря —
мне через месяц уже двенадцать, пятого сентября.
старую песню птенцы заводят, воздух согрет и свеж.
незамедлительно здесь проходит в сердце любой мятеж,
здесь ни один аромат не лишний — мирная благодать.
я забираюсь на ветку вишни и начинаю ждать.
где-то проходит минут пятнадцать, может быть даже час.
лишь бы усталости не поддаться и не уйти сейчас!
вот тяжело затряслась калитка, начали лаять псы —
это пришел, наконец, Никитка, он же соседский сын.
в этом году он поедет в город и перейдет в восьмой,
носит Никитка высокий ворот с серенькой бахромой.
любить читать он про океаны и про девятый вал,
будет, наверное, капитаном, (это он сам сказал).
я от него научилась в речке раков и рыб ловить,
делать из воска смешные свечки и по собачьи плыть,
я научилась на двухколесном ездить совсем без рук.
речь не идет ни о чем серьезном, просто Никитка — друг.
пальцем вожу по окну трамвая. снова не ловит сеть.
тесты, экзамены, курсовая — только бы все успеть.
память — обрывки от фотопленок. кружится голова,
я ведь давно уже не ребенок — осенью двадцать два.
что же со мною, дурехой, стало? время летит вперед.
бабушка снова ворчит устало: «девочка, слезы — лед».
дома на полке — кусочек рая — новый букет цветов —
это подарок Никитки с края, где его порт Азов.
нынче Никитка в порту на службе. надо же, все сбылось.
только вот в нашей нелепой дружбе, видимо, не срослось.
он присылает цветы и сласти, мол, говорит, люблю,
а для меня вот такие страсти будто равны нулю.
он и умен, и хорош собою, словом, прекрасный принц:
взгляд так и манит голубизною из-под его ресниц.
безукоризненный, скажем прямо, вышел бы он супруг,
но повторяю опять упрямо: «это ведь просто друг».
так и живу, недоумевая, в призрачной пелене.
пальцем вожу по окну трамвая. счастлива? да, вполне.
кто бы подумал, что счастье рухнет тысячи дней спустя?
муж одиноко сидит на кухне, пуговку теребя.
мы с ним женаты уже лет двадцать, ужин варю для нас,
честно пытаясь не разрыдаться, соли кладу на глаз.
дача, уборка, семья, карьера — самый обычный быт,
а за душой ни любви, ни веры, даже и не болит.
воздух пропитан моей простудой, дымом от сигарет,
бабушка больше ругать не будет — бабушки больше нет.
жизнь состоит из одной печали, все повернуть бы вспять,
мне именины вчера справляли, стукнуло сорок пять.
было шампанское по стандарту, крики, толпа гостей.
пили, смеялись, играли в карты, ждали благих вестей.
Писем из детства приходит много, детство — счастливый срок.
розовощёко и тонконого щурится между строк.
но от Никитки не видно писем — есть у него семья,
самоуверен и независим, взрослые сыновья.
я почему-то скучаю даже и иногда во снах
вижу сорочку из трикотажа с воротом нараспах,
вижу неистовый вечер летний, речку и треск костра,
мальчик пятнадцати-с-чем-то-летний смотрит в мои глаза.
но от таких сновидений нежных будит меня сынок —
край одеяла чуть-чуть небрежно сбросил с ребячих ног.
что-то во сне он опять бормочет, плачу от чувств избытка.
просто люблю его больше прочих. Кстати, зовут Никитка.