Долго молчала, долго старалась не говорить вслух того, что варилось в голове.
Но теперь, когда я по-настоящему понимаю, что идет гражданская война, обозначу позицию.
Меня столько раз спрашивали, с кем я и против кого дружу, что я буквально сбилась со счета. Но к сожалению, я не из тех, кто считает стакан наполовину пустым или наполовину полным. Я из тех, кто знает, что в стакане — моча. Я из тех, кто понимает одну очень печальную правду: в Украине плохо, но лучше при жизни нашего поколения не будет. Я из тех, кто понимает, что даже если сейчас проблемы загнать по уши в землю автоматными прикладами, уже случилось слишком много страшного, чтобы все это как-нибудь устаканилось.
Мне много лет, я родилась в СССР и была вполне взрослой, когда распадалась наша сверхдержава. Более того, я помню, как менялись учебные программы, переписывались учебники и прокладывался путь «национального самоопределения». Я — из тех, кто помнит, что такое «украинизация» русскоговорящих регионов и изменения языка указами сверху. Я из тех, кто понимает, что разменная карта «русский как второй государственный» — слишком крутой козырь, чтобы стать реальностью, его будут доставать из рукава все, кто стремится стать у кормила власти, но никогда не будут реализовывать, потому что как бы ни писались учебники и не переписывалась история, Украина в ее нынешнем виде — это все же конгломерат из двух миров. Искусственно склеенное государство, четко разделенное на Восток и Запад.
До тех пор, пока мы были частью Российской империи или империи Советской, мы в общем-то не особенно ощущали разницу этих миров. Но как только нам навязали полную самостоятельность и независимость, водораздел по Днепру стал нагнаиваться, пока не прорвало.
Аргументы? Они очень просты: Западная Украина — это действительно отдельный регион со своей древней оригинальной культурой. В этом регионе свой язык, который мы на Востоке плохо понимаем, свой фольклор, свое искусство, свои музыкальные особенности и свои национальные костюмы. Глядя на западных украинцев, понимаешь, что эти люди — иные по отношению к нам, украинцам восточным, потомкам беглых российских крестьян, каторжников и разбойников, которыми были полны наши ровные, как стол, степи, где можно было запросто погибнуть от безводья, так и не натолкнувшись на живую душу. Мы веками жили порознь, были завоеваны разными государствами, оказавшими на нас разное влияние, мы развивались таким образом, что скорее можем считать друг друга двоюродными братьями, и то — в лучшем случае.
Все мои знакомые поляки считают Западную Украину своей вотчиной, землями, которые отделились от Речи Посполитой из-за особенностей раздела мира после мировых войн. Восток Украины они вообще не учитывают, а когда я начинаю упоминать города и регионы, поляки поднимают брови и говорят, что это — Россия, это вообще исторически к Польше не имеет никакого отношения. Понимаете, может, это и обидно слушать — имперские претензии поляков, но даже они со своими шляхетскими замашками как-то не смотрят на Восток Украины как на лакомый кусок пирога, который не хило бы оттяпать.
В бытность мою преподавателем университета, я имела один конфуз со студенткой из Львова. Марианна была милейшей барышней, говорящей по-русски грамотно, только с небольшим акцентом. Но вот перевод с английского на русский ей не давался, потому что получалось, что она переводит с одного иностранного на другой иностранный для себя язык. И тогда она попросила разрешения переводить на украинский. Я самонадеянно решила, что знаю язык и смогу контролировать правильность перевода. Я жестоко ошиблась: я не понимала из ее перевода ни слова. Ни единого слова. Это был первый раз, когда я услышала украинский язык западного образца. Потом я еще много раз просила говорить на нем своих знакомых. И понимала, что в лучшем случае разбираю какие-то предлоги и отдельные слова, полностью теряя смысл говоримого. При том, что я учила язык 10 лет в школе, пять в институте и вообще слышала его все время в телеящике.
Мы всегда были разными и жили по-своему, мы были разными, как разными могут быть собиратели и охотники, только в нашем случае — речь идет об аграриях и пролетариате, о культуре города и села, рабочего и крестьянина. Но все было бы вполне сносным, мы бы притерлись, если бы у нас не были разными наши герои. Да-да, именно герои! Потому что нельзя жить с человеком, считающим героем того, кого ты считаешь убийцей и преступником. Если Степан Бандера и Роман Шухевич — герои освободители для западных украинцев, то для востока они всегда будут убийцами и предателями народа. И не важно, кем эти люди были на самом деле, важно то, как их оценивают потомки. А оцениваем мы их диаметрально противоположно — и этого не забить никакими переписанными учебниками и снятыми фильмами. Потому что есть телевизор и учебник, а есть — рассказы бабушки и деда, есть — память поколений. И она — в крови, в генах, тогда как учебник — всего лишь в школьной библиотеке и год в портфеле.
Эта диаметральная противоположность наших героев — камень преткновения, стена до небес, которая разделяет наши народы. Если я считаю героем Сталина, никакая любовь и терпимость не преодолеют базовых, архетипических разногласий с тем, кто считает героем Гитлера. Если я считаю героем Дзержинского, то я никогда не уживусь с почитателем Николая Второго. Если я считаю героем Власова, то мне не по пути с тем, кто помнит и чтит маршала Жукова. Эти разногласия рано или поздно дадут о себе знать, и даже если у нас любовь-морковь, при малейшем изменении окружающей атмосферы — наши диаметральные противоречия рванут тем сильнее, чем мы больше и активнее их прессовали внутри себя.
Но между нашими народами никогда не было любви и моркови, наши народы всегда тихо, иногда — беззлобно, а иногда — вполне себе злобно бурчали вслед друг другу «москали» и «хохлы». У нас были стереотипы по отношению к друг другу: «хохлы» — это такие куркули, зацикленные на хозяйстве, накопительстве и устройстве собственного дома. «Москали» — это такие бесхозные разбойники, которые шляются с места на место и не чувствуют родной земли. После войны западных украинцев начали называть «бандеровцами», то есть последователями того самого приснопамятного Степана Бандеры, которые мечтал силами гитлеровцев завоевать независимость родной земле. Повторяю, мне совершенно все равно, каким был Бандера на самом деле и какой степени благородства были его цели. Для меня как для восточной украинки — он всегда будет предателем и палачом, и это — вне сферы контроля моего сознания. Потому что у меня есть бабушки и дедушки, которые сами откушали деяний пана Бандеры полными ложками, и я в детстве слушала рассказы о тех страшных временах. И я очень четко понимаю, что моя знакомая с Западной Украины могла слушать своего деда, который ей рассказал о зверствах большевиков и о том, что Бандера мечтал избавить страну от палачей с красными звездами. И я даю своей знакомой право считать Бандеру героем, так же, как и себе даю право считать его палачом. И условием нашего мирного существования с моей знакомой является только одно: полное игнорирование темы истории Украины в наших разговорах. Табу, полное молчание. Оно возможно в условиях эмиграции, но совершенно утопично в условиях проживания в одной стране. А значит — мы приходим к искомому доказательству: у нас диаметрально противоположные герои, и значит, мы просто не сможем мирно думать о них и не ссориться. Мои герои — это ветераны ВОВ, сражавшиеся под красными знаменами. Герои моей знакомой — люди, боровшиеся с большевиками, ветераны УПА. Наши герои — исконные враги друг друга. У нас с нашей знакомой разные, если хотите, идеалы. И значит, самым мудрым в наших отношениях, — будет молчание. НО если мы можем молчать, потому что обе эмигрантки и ищем то, что нам объединяет, а не разделяет, то жители одной страны просто не смогут быть настолько терпимыми. Условия не т. е.
Но и тут, я думаю, за 20 лет независимости при мудром руководстве страны — что-то могло бы и сработать, как-то бы люди ужились с друг другом, нашли бы способы притереться. Но увы — все эти 20 лет государственное руководство было занято двумя вещами: воровством ресурсов и проведением бездарнейшей национальной политики. Двадцать лет подряд изо всех рупоров, изо всех средств массовой информации, со всех страниц учебников и книг неслось: «У нас нет ничего общего с русскими». Мы — уникальный народ со своей культурой и историей, мы — отдельный этнос, мы — не младший брат, мы — вообще не кровная родня.
Не далее, как летом вышел фильм «ДНК — портрет нации», где авторы при помощи немецких генетиков доказали, что у украинцев и русских даже нет общего генома. А теперь следите за мыслью.
Если двадцать лет подряд Востоку, населенному русским, то есть русскоязычным и русскокультурным населением, вещать, что у русских и украинцев нет ничего общего, если двадцать лет настаивать на том, что украинцы и русские — лишь только соседи, то рано или поздно — при общей нестабильности в экономике и политике — можно дойти до того, что русские реально поверят, что украинцы им не родня. И если брата, кровного родного брата, мы терпим просто потому, что родню не выбирают, то соседа же я выбирать в состоянии себе сам. И если вот эти товарищи, которые все время дистанцируются от меня как от русского, проводят политику, которая мне не по душе — я же могу и решиться на ответственный шаг. Поменять соседа — и обратиться лицом не на тот берег Днепра, а на тот берег Донца. А там — живут такие же русские, как и я, мы — братья, говорящие на одном языке, у нас общая генетика, общая культура и общая история. И зачем мне тогда непонятный «не-брат», который бесконечно проводит идиотскую политику, внушает мне, что история — вовсе не такая, как я всегда знал, и что живущие с той стороны Донца люди, с которыми у меня столько общего — мне вовсе и никто, а вот этот самый «не-брат» должен быть мне не просто соседом, а руководящим органом моей жизни.
Двадцать лет этот нарыв гнил, двадцать лет русскоязычные регионы выслушивали истории, выкроенные по свежеизобретенным лекалам. И кажется, настал момент истины: Восток поверил, что Западная Украина — им никто. И решил, что жить с русскими в России им будет просто лучше, потому что — повторяю — плохая семья всегда лучше непонятной коммунальной квартиры.
И вдруг все переменилось — те, кто еще ПОЗАВЧЕРА кричал, что Восток — рабы, холопы, коммунисты, навязавшие президента-урку всей стране, вдруг изменили лозунги на «Мы — одна семья, не дайте стране расколоться!» Еще позавчера было слышно, что на Востоке живут милые наивные люди, которых обманули в партии воров и хапуг. Сегодня — лозунги изменились на «Молитесь за единство».
Ребята, поздно пить Боржоми, когда двадцать лет пился денатурат. Поздно внушать родственные чувства, если двадцать лет по этим чувствам топтались коваными сапогами. С обеих стороны произошло слишком много страшного и кровавого — чтобы обняться, забыться и спеть «Ничь така мисячна» под стакан горилки с салом. Потому что по обе стороны баррикад — были матери, голосящие над гробами убитых детей. По обе стороны баррикад — убитые считаются героями, а убийцы — врагами. По обе стороны баррикад — люди смотрят в разные стороны и видят свое будущее слишком по-разному.
Я не знаю человека, который бы относился к Януковичу просто индифферентно — его ненавидели все мои друзья и знакомые. Он всех достал до такой степени, что я не слышала о нем практически ни одного цензурного определения. Ни один из моих друзей или знакомых не испытывает никакого пиитета и к Путину — с полковником вообще всем все давно ясно. Но альтернатива — такая страшная, что люди, отчетливо все понимая — выбирают именно из этих трех зол. Они трезво смотрят на все эти пути — и выбирают тот, где перспективы не столь пугающи. Действительно — выбор между урками, диктатом и фашизмом — столь чудовищный, что пожелать его нельзя и злейшему врагу. Но время выбирать пришло — и как можно осуждать тех, кто этот выбор делает?
Поэтому я не жду ничего хорошего. Мне бесконечно жаль мою страну и ее людей, но, похоже, время страшных испытаний только начинается.