Моим любимым бабушкам — посвящается …

С чего же всё тогда начиналось? А начиналось всё это так …
Летний дождь … ?! Почему-то летний дождь в детстве был всегда тёплый, а от луж, а они почему-то в детстве были всегда глубокие, вверх поднималась лёгкая испаринка, а деревья в детстве почему-то были всегда большие, а дни в детстве были бесконечно долгие и к вечеру от усталости подкашивались ноги и слипались глаза, а бабушкины руки почему-то пахли всегда парным молоком, а … ?!
А ещё эти руки были жёсткими и шершавыми, и были покрыты «цыпками» и глубокими трещинами, такими глубокими, что порой на них проступала их «святая кровь». И, несмотря ни на что, они, эти руки были. Были очень мудрые, нежные и ласковые, такие нежные, что их хотелось ещё и ещё …
И это ещё — всегда было, и было его всегда столько, сколько было нужно мне, и даже ещё больше. И казалось, что это будет продолжаться всегда, и не будет никогда кончаться. И казалось, что это будет всегда — как солнце, и казалось, что это будет всегда — как вода, и казалось, что это будет всегда — как песня, и казалось, что это будет всегда — как детство, но …, это зачем-то всё закончилось, и почему это длилось так недолго, и случится ли это ещё когда-нибудь …?

Погост, и три креста стоят,
Три бабушки мои родные.
И словно на меня глядят
Их старческие лики, как живые.
Их руки гладят мне лицо,
Их руки почерневшие в работе.
И знают эти руки, как же тяжело
Творить добро, не думая о славе и почёте.
Три женщины, три жизни, три судьбы —
Война, разруха, «безмужичье», голод,
И верстовые чёрные столбы,
Эпохи той суровый мрачный холод.
Воспоминания и эти одинокие кресты
Всё, что осталось у меня от детства.
Три женщины, три жизни, три судьбы —
И скорбь моя, и от печали средство.
Болит душа, и три креста стоят,
Напоминание о счастье и веселье.
И сердце, этой памятью живя,
Оттаяло, как в вешние капели.
И зазвучали звонко бубенцы,
Как в тот уже далёкий день весенний.
Три женщины, три жизни, три судьбы —
И боль моя, и от беды спасенье …