Кстати, скажу одно особое
словцо о славянах и о славянском вопросе. И давно
мне хотелось сказать его.
Теперь же именно заговорили
вдруг у нас все о скорой
возможности мира, то есть,
стало быть, о скорой
возможности хоть сколько-
нибудь разрешить и славянский вопрос.
Дадим же волю нашей
фантазии и представим вдруг,
что всё дело кончено, что
настояниями и кровью России
славяне уже освобождены,
мало того, что турецкой
империи уже не существует и что Балканский полуостров
свободен и живет новою
жизнью. Разумеется, трудно
предречь, в какой именно
форме, до последних
подробностей, явится эта
свобода славян хоть на первый
раз, — то есть, будет ли это
какая-нибудь федерация
между освобожденными
мелкими племенами или явятся
небольшие отдельные
владения в виде маленьких
государств, с призванными из разных владетельных домов
государями?
Нельзя также представить:
расширится ли наконец в границах своих Сербия или
Австрия тому воспрепятствует,
в каком объеме явится
Болгария, что станется с Герцеговиной, Боснией, в какие
отношения станут с новоосвобожденными
славянскими народцами,
например, румыны или греки
даже, — константинопольские
греки и те, другие, афинские
греки?
Будут ли, наконец, все эти
земли и землицы вполне
независимы или будут
находиться под
покровительством и надзором
«европейского концерта
держав», в том числе и России
(я думаю, сами эти народики
все непременно выпросят себе
европейский концерт, хоть
вместе с Россией, но единственно в виде
покровительства их от властолюбия России) — всё это
невозможно решить заранее в точности, и я не берусь
разрешать.
Но, однако, возможно и теперь
— наверно знать две вещи:
1. что скоро или опять не скоро, а все славянские
племена Балканского
полуострова непременно, в конце концов, освободятся от ига турок и заживут новою,
свободною и, может быть,
независимою жизнью;
2. … вот это-то второе, что
наверно, вернейшим образом
случится и сбудется, мне и хотелось давно высказать.
Именно, это второе состоит в том, что, по внутреннему
убеждению моему, самому
полному и непреодолимому, —
Не будет у России, и никогда
еще не было, таких
ненавистников, завистников,
клеветников и даже явных
врагов, как все эти славянские
племена, чуть только их Россия освободит, а Европа
согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня,
что я преувеличиваю и что я ненавистник славян!
Я, напротив, очень люблю
славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё
точно так именно сбудется, как
я говорю, и не по низкому,
неблагодарному, будто бы,
характеру славян, совсем нет,
— у них характер в этом
смысле как у всех, — а именно
потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо
требовать с славян
благодарности, к этому нам
надо приготовиться вперед.
Начнут же они, по освобождении, свою новую
жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии,
например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских
держав будет и Россия, но они
именно в защиту от России это
и сделают.
Начнут они непременно с того,
что внутри себя, если не прямо
вслух, объявят себе и убедят
себя в том, что России они не обязаны ни малейшею
благодарностью, напротив, что
от властолюбия России они
едва спаслись при заключении
мира вмешательством
европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия,
отняв их у турок, проглотила
бы их тотчас же, «имея в виду
расширение границ и основание великой
Всеславянской империи на порабощении славян жадному,
хитрому и варварскому
великорусскому племени».
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать
бескорыстия России и великого, святого,
неслыханного в мире поднятия
ею знамени величайшей идеи,
из тех идей, которыми жив
человек и без которых
человечество, если эти идеи
перестанут жить в нем, —
коченеет, калечится и умирает
в язвах и в бессилии.
Нынешнюю, например,
всенародную русскую войну,
всего русского народа, с царем
во главе, подъятую против
извергов за освобождение
несчастных народностей, — эту
войну поняли ли, наконец,
славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом,
когда освободим и они кое-как
устроятся, — признают они эту
войну за великий подвиг,
предпринятый для
освобождения их, решите-ка
это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят
как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет
освободительницы-России, так
они бы давным-давно сами
сумели освободиться от турок,
своею доблестью или
помощью Европы, которая,
опять-таки не будь на свете
России, не только бы не имела
ничего против их освобождения, но и сама
освободила бы их.
Это хитрое учение наверно
существует у них уже и теперь,
а впоследствии оно неминуемо
разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало
того, даже о турках станут
говорить с большим
уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие,
или еще более, они будут
беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться
властолюбия России; они будут
заискивать перед
европейскими государствами,
будут клеветать на Россию,
сплетничать на нее и интриговать против неё.
О, я не говорю про отдельные
лица: будут такие, которые
поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них
всегда. Они поймут всё
величие и всю святость дела
России и великой идеи, знамя
которой поставит она в человечестве. Но люди эти,
особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве,
что будут подвергаться
насмешкам, ненависти и даже
политическому гонению.
Особенно приятно будет для
освобожденных славян
высказывать и трубить на весь
свет, что они племена
образованные, способные к самой высшей европейской
культуре, тогда как Россия —
страна варварская, мрачный
северный колосс, даже не чистой славянской крови,
гонитель и ненавистник
европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала,
конституционное управление,
парламенты, ответственные
министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно
утешать и восхищать. Они
будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских
газетах телеграммы,
извещающие весь мир, что
после долгой парламентской
бури пало наконец
министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван
Чифтлик согласился наконец
принять портфель президента
совета министров.
России надо серьезно
приготовиться к тому, что все
эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей
заразятся европейскими
формами, политическими и социальными, и таким образом
должны будут пережить целый
и длинный период европеизма
прежде, чем постигнуть хоть
что-нибудь в своем
славянском значении и в своем особом славянском
призвании в среде
человечества.
Между собой эти землицы
будут вечно ссориться, вечно
друг другу завидовать и друг
против друга интриговать.
Разумеется, в минуту какой-
нибудь серьезной беды они
все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать,
сплетничать и клеветать на нас
Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда
будут инстинктивно (конечно,
в минуту беды, а не раньше),
что Европа естественный враг
их единству, была им и всегда
останется, а что если они
существуют на свете, то,
конечно, потому, что стоит
огромный магнит — Россия,
которая, неодолимо
притягивая их всех к себе, тем
сдерживает их целость и единство.
Будут даже и такие минуты,
когда они будут в состоянии
почти уже сознательно
согласиться, что не будь
России, великого восточного
центра и великой влекущей
силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая
национальность их исчезла бы в европейском океане, как
исчезают несколько отдельных
капель воды в море.
России надолго достанется
тоска и забота мирить их,
вразумлять их и даже, может
быть, обнажать за них меч при
случае.
Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем
же тут выгода России, из-за
чего Россия билась за них сто
лет, жертвовала кровью своею,
силами, деньгами? Неужто из-
за того, чтоб пожать столько
маленькой, смешной ненависти
и неблагодарности?
О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что
центр славянского единства —
это ОНА, что если живут
славяне свободною
национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет ОНА, что совершила и создала всё ОНА. Но какую же выгоду доставит России это
сознание, кроме трудов, досад
и вечной заботы?"