Я МЗДУ НЕ БЕРУ, МНЕ ЗА ДЕРЖАВУ ОБИДНО…

В 1943 году пятнадцатилетним подростком он ушёл добровольцем на фронт, находясь в разведке, сильно обморозил ноги и заработал пожизненную болезнь — критическая ишемия нижних конечностей, в конце 1960-х ему наполовину ампутировали стопы.

Павел Луспекаев служил в Большом драматическом театре в Ленинграде, снимался в фильмах (около 25 картин).

Георгий Товстоногов (руководитель БДТ) мало кого хвалил, но про Луспекаева сказал, что его игра «является абсолютным критерием жизненной правды».

Олег Басилашвили рассказывает: «В быту это был человек очень темпераментный — сказывалось смешение кровей. Мать — донская казачка, отец — армянин. Мы с Пашей служили в одном театре — ленинградском БДТ, жили на одной лестничной клетке. И были очень близкими приятелями. Друзьями я бы нас не назвал — слишком уж мы были разные. Паша — яркий, немного богемный, всегда бурно радующийся жизни. Это проявлялось и в общении с друзьями, и в застольях, и в отношениях с женщинами. Но во всём, что касалось театра, он был крайне пунктуален. Прийти в театр меньше чем за полчаса до начала репетиции считал для себя позором. Всё то, что Луспекаев сыграл в Большом драматическом театре — а сыграл он немного, — было на грани гениальности. Он торопился жить, торопился играть. И переживал из-за того, что многого уже не успеет.»

Главной работой Павла Борисовича за всю его творческую карьеру стала роль, предложенная ему режиссёром Владимиром Мотылём в июле 1968 года, — роль таможенника Павла Верещагина в фильме «Белое солнце пустыни».

Ассистент оператора фильма «Белое солнце пустыни» Игорь Клебанов рассказывал о Павле Луспекаеве: «Роль Верещагина стала для Павла последней. Уже тогда он чувствовал себя неважно. Давали о себе знать его болячки. У Луспекаева были ампутированы ступни ног, он ходил на протезах. Ему, конечно, было трудно, но он старался этого не показывать. Когда шел на съемочную площадку, за ним всегда следовала его супруга, и несла алюминиевый стульчик. Павел через каждые 20 метров говорил ей: „Подставь“. После съемок он всегда садился у моря, опускал ноги в воду. И у него в глазах аж слезы стояли. Он чувствовал, что жизнь его подходит к концу. Именно поэтому старался как можно чаще быть в кругу людей. За свой счет покупал выпивку и приглашал посидеть всех — от режиссера до плотника. Рядом всегда сидела жена и девочки из „гарема“. Он брал кого-нибудь из них на колени и читал отрывки из пьес. Очень любил петь под гитару, особенно песню „Степь, да степь кругом“. Пьяным этого человека я никогда не видел. Он был крепкий, мощный мужик, очень любил Николая Годовикова (Петруха), как собственного сына».
----------------------

--- Была у меня таможня, были контрабандисты. Сейчас таможни нет — контрабандистов нет. В общем, у меня с Абдуллой мир.
--- Мне все равно, что белые, что красные, что Абдулла, что ты. Вот ежели бы я с тобой пошел…
— Вот что, ребята. Пулемёт я вам не дам.
— Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я её каждый день, проклятую, есть. Хоть бы хлеба достала…
— А что это, люди твои, никак запалить что хотят?
— Слышь, Абдулла! Не много ли товару взял? И всё, поди, без пошлины.
— Я мзду не беру. Мне за державу обидно.