ФАТАЛЬНЫЙ АВИАРЕЙС

После Первой мировой войны побежденная Германия возрождала авиацию. В 1919 году в Кенигсберге открылся аэродром Девау, в 1921-м — образовалось Русско-Германское общество воздушных сообщений «Дерулюфт», а уже через год стартовала международная авиалиния Москва-Кенигсберг. Первыми из тогдашних знаменитостей в наш город прилетели любители экстрима — Сергей Есенин и Айседора Дункан.

Танец над бездной

Они были обречены на любовь — прославленная американская танцовщица и народный поэт, пастушок Лель из Рязанской губернии. Айседора Дункан создала свою школу: возродила античный танец, преподав его публике в стиле модерн как «танец будущего». Но дама терпела крах в личной жизни. Беда одна не приходит: погибли маленькие сын и дочь, умер новорожденный ребенок. Ее мучили «гробовые» видения, и надо было заново учиться жить…

Мисс Дункан «заразилась» русской революцией и была приглашена в Москву для создания Школы танцев для одаренных детей. Она верила в «идеальное царство коммунизма», а символом ее искусства стала раскрепощенная женщина. Айседора танцевала босиком, в полупрозрачном хитоне, без лифа и трико. Это было ново, пикантно, и Большой театр просто взрывался овациями.

Заморскую диву пригласили на вечеринку. На Большой Садовой в доме 10 — том самом, где обитала нечистая сила в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», отмечали день рождения Есенина…

В юности Сережину белокурую голову закружила революция, Лель мужал, а девы, жены и вдовицы сыпались в его лукошко, как спелые ягоды. Слегка бравируя своей «народностью», он покорил Москву, и светские львицы, графини и княгини отбивали друг у друга нового кумира. К 26 годам поэт трижды стал отцом и зачастую пропадал в кабаках. Не стала исключением и 44-летняя Айседора, которая, увидев его, просто потеряла голову.

…В тот вечер гостья под музыку «Интернационала» исполнила свой коронный танец с куском огненного шифона. «Богиня!», — прошептал Есенин и упал на колени. Она не говорила по-русски, а он знал по-английски только «сода-виски», но, как Иван-царевич, любил ловить таких жар-птиц! И они оба без оглядки бросились в любовный омут.

Советская элита делала «товарищу Дункан» дорогие подношения. Обнищалой Москве мозолила глаза роскошь «Дуньки-коммунистки»: особняк, слуги, шикарные авто. В ее доме обитала богема, а Есенин в хмельном угаре посылал «босоножку» ко всем чертям, швырял в нее сапогами и убегал из дому, чтобы назавтра плакать, уткнувшись ей в колени. Айседора все терпела и прощала. Однажды она надела кепи и пиджак Есенина и станцевала с розовым шарфом, как с «партнером», извивавшимся в ее руках. Затем грациозно сломала ему хребет, сдавила горло и «труп» распластала на ковре. А на сцене стала выступать под «Похоронный марш» Шопена. Поговаривали, что дело тут нечисто. Двое, как скованные одной цепью, тянули друг друга в пропасть. От этой пары веяло неотвратимостью катастрофы.

Точка невозврата

Дункан собиралась на гастроли за границу и брала с собой Есенина. Они зарегистрировались в загсе — для американской «полиции нравов», а свадебное путешествие решили совершить «по воздуху».

Утром 10 мая 1922 года на аэродроме имени Троцкого новобрачные сели в 6-местный аэроплан «фоккер». Есенин летел впервые и сильно волновался. Сердце теснили мрачные предчувствия, что этот полет станет началом конца для них обоих. Аэроплан держал курс на Кенигсберг, совершив посадки в Смоленске и Ковно. В 20−00 «фоккер» приземлился в Девау, о чем тогда и сообщил журнал «Театральная Москва».

Кенигсберг ликовал, встречая «икаров» советских и международных авиалиний, — море цветов, успех, шумиха, большая пресса! Накануне, 3 мая, первый регулярный рейс выполнил русский летчик Иван Воедило, и спецполеты стали совершаться дважды в неделю. А вояж Есенина и Айседоры Дункан был первым частным рейсом.

Кенигсберг в 20-е годы стал неким символом советско-германского сотрудничества в разных областях — отношений непростых, но тесных. Столица Восточной Пруссии «первому российскому поэту» распахнула дверь в Европу. Следующим пунктом был Берлин.

Во Франции, Италии, Бельгии и США Айседора выводит в свет своего гениального «Серьожу».

У него манеры денди, он часто меняет костюмы, пользуется духами, сильно пудрится, чтобы скрыть красноту лица, и завивает поседевшие волосы. Газета «Нью-Йорк Уорлд» писала: «Вошел муж мадам Дункан. Он выглядит мальчишкой, который был бы отличным полузащитником в любой футбольной команде…» Есенин чувствует себя ущемленным — он здесь только муж божественной Айседоры и «дурно пахнущий азиат». Его стихов никто не знает, а он не понимает западной жизни, цепенеет, задирает официоз и впадает в запои. «Пусть мы нищие, — пишет он из Америки, — пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа…». Это был надлом, после которого Есенин уже не смог оправиться…

В Париже «экстравагантного поэта» нашли висящим на люстре и успели спасти. Но алкоголь пробуждал в нем демонов. Он обворовал жену, сжег фотографии ее детей, пустился во все тяжкие и, подобно дикарю, крушил в отеле зеркала. Его с трудом усмирила полиция, а парижский доктор поставил диагноз: эпилепсия. Горемычная Айседора перевела мужа в психиатрическую больницу.

Сбывшийся прогноз

По Европе и Америке Есенин проехал, будто слепой, ничего не желая знать и видеть. На обратном пути из Кенигсберга, на первой российской станции он целовал землю и от радости перебил все окна в вагоне поезда. А вернувшись в Москву, уже не считал себя мужем Дункан — ушел, ничего не взяв. Отныне единственная любовь Есенина — его «черный человек». В стихах он заигрывает со смертью. И в четвертый раз становится отцом — влюбленная в него переводчица Надежда Вольпин родила сына. Сергей напился, по обыкновению устроил дебош и даже рвал и разбрасывал червонцы. Домой его отвезли без сознания, изо рта шла пена.

Айседоре от отчаяния не хотелось жить. Осенью 1924 года она улетела в Париж. Дива больше не завораживала зрителей и говорила: «Я вишу на конце веревки». Тем временем Есенина женит на себе внучка Льва Толстого Софья — чтобы «спасти». Но спасения нет. Он успеет написать гениальную поэму «Анна Снегина» — о времени и о себе. Начиналось все как пастораль: «страна березового ситца», свирель, овечки, Богородица. Зеленое Евангелие рощ и лугов… До поэта с опозданием доходит, куда несется «коммуной вздыбленная Русь».

К концу 1925 года решение «уйти» стало у Есенина маниакальным. Он ложился под поезд и выбрасывался из окна, от него прятали бритвы, а он резал вены куском стекла и пытался заколоть себя кухонным ножом. Софья устроила мужа в клинику профессора Ганнушкина.

Но больной сбежал в Ленинград, в номер «Англетера», где когда-то проживал с Айседорой.

28 декабря 30-летнего поэта нашли висящим на трубе парового отопления. «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей», — строки его предсмертного стихотворения, написанного кровью. Накануне он жаловался, что в номере нет чернил.

«Помяни, чёртушко, Есенина кутьей из углей да омылков банных…», — напишет Николай Клюев в «Плаче о Есенине».

Его оплакивали многие, а Айседора, потеряв свою великую и трагическую любовь, искала смерти. В Ницце она едва не утопилась в море, но ее спасли. Для чего? Она вдруг поняла и оформила советское гражданство, чтобы остаток жизни провести в Москве и писать мемуары о Есенине. Еще и еще раз — материализовать, воскресить, удержать! Была начата первая страница воспоминаний…

14 сентября 1927 года, перед отъездом в Москву, госпожа Дункан села в машину, обмотав вокруг шеи свой любимый красный шарф, и крикнула: «Прощайте, друзья! Я иду к славе!» Автомобиль рванул с места, шарф одним концом попал в ось колеса и, резко затянувшись, сломал ей шею. Шарф пришлось разрезать, а толпа растерзала его на куски в жажде заполучить на счастье «веревку повешенного». В день похорон на одном из траурных венков была надпись: «От сердца России, оплакивающей Айседору».

Созданная Дункан Школа танцев для одаренных детей действовала в СССР до 1949 года. Общество «Дерулюфт», давшее начало истории советской гражданской авиации, распалось в 1937 году, а через девять лет не стало и Восточной Пруссии.