История смешного анекдота
Судя по списку самых древних анекдотов, которые составили британские ученые, люди шутили всегда и везде, а не только в СССР. А самое интересное, что даже с учетом адаптации переводчиками текста к современной речи темы шуток не меняются уже более 3500 лет. Вот древнеримский писатель Амвросий Феодосии Макробий в своем сочинении «Сатурналии» рассказал типичный анекдот: «Однажды Цезарь объезжал свою империю и увидел в толпе человека, удивительно похожего на него самого. Пораженный, он спросил: «Не служила ли ваша мать в свое время во дворце?» «Нет, император, — ответил тот, — но мой отец служил». А чебурашкина фраза «Гена, а давай я возьму чемоданы, а ты возьмешь меня?» появилась, оказывается, еще в XV веке, когда Поджо Браччолини составил «Книгу фацеций» (лат. — шутка, острота). Среди прочих была история про крестьянина, который пожалел своего осла, нагруженного сверх меры, поэтому слез, взвалил плуг себе на спину и залез обратно: «Ну, теперь ты можешь идти как следует, плуг на мне, а не на тебе».
Именно «Книга фацеций» и стала прародителем всех этих синонимов русского анекдота: joke — по-английски, historiette — по-французски, witz — по-немецки, barzelletta — по-итальянски и т. п. Она содержала в себе не только исторические анекдоты, но и остроумные шутки, поэтому пользовалась бешеной популярностью и была переведена на множество европейских языков, что было непростым делом в эпоху, когда Гуттенберг только-только состряпал книгопечатную машинку.
Так одни и те же шутки заполнили Европу. Следующий виток развития анекдота произошел в XIV веке с появлением немецкой книжки детского психиатра и писателя Генриха Гофмана-Доннера «Степка-растрепка», которую тот сочинил для своего четырехлетнего сына в качестве рождественского подарка. Ничего так подарочек: именно «Степку» можно считать прадедушкой садистских стишков про маленького мальчика, который по стройке гулял и в водолаза играл. Стишки были одновременно кровожадные и морализаторские — то пальцы отрежут мальчику, который сосет палец, то девочка, играющая со спичками, сгорит живьем. «Вдруг платье охватил огонь: горит рука, нога, коса и на головке волоса. Огонь — проворный молодец, горит вся Катя, наконец. Сгорела, бедная, она, зола осталася одна, да башмачки еще стоят, печально на золу глядят». В общем, именно так выглядел первый черный юмор.
К этому моменту тем анекдотов становится бесконечное множество. Во Франции смеются над бельгийцами, а в Африке — над старейшинами племен, британский журнал Punch пестрит комиксами, а американский президент Калвин Кулидж играет роль живого источника анекдотов. «Однажды сидевшая рядом с Кулиджем за обедом дама взмолилась: „Господин президент, скажите хоть что-нибудь! Я побилась об заклад, что вытяну из вас больше двух слов!“ „Вы проиграли“, — ответил президент».
На самом деле, уследить за всеми течениями шуток и острот в мире невозможно, очевидно одно: к XX веку традиционный юмор достиг своего апогея. Индустриализация подхлестнула не только производство, но и человеческую фантазию. Стали появляться самые странные и интеллектуальные темы для анекдотов. Например, абсурдистские шутки в духе цикла анекдотов про слонов в США. «Как можно догадаться, что слон сидит вместе с тобой в ванне? По слабому запаху арахиса у него изо рта». А в 60-е и 70-е годы к празднику жанрового разнообразия присоединился и Советский Союз. Как раз случилась оттепель, анекдоты стали открыто рассказывать на улицах и в плацкартах. Расцвели анекдоты об армянском радио. «Армянское радио спросили: «Доживем ли мы до коммунизма?» — «Мы не доживем, но детей жалко». Политическая тема стала затухать: на один анекдот о Брежневе приходилось 2,5 анекдота о Штирлице.
К нынешнему моменту все нации разжились огромным бескрайним фольклором анекдотов — разных жанров, подвидов и форм. И самое обидное то, что поделиться этими шутками бывает крайне затруднительно. Конечно, юмор уровня ток-шоу и телевизионных роликов понятен всем, но самые тонкие и смешные анекдоты часто попросту непереводимы на другие языки.