Мне семнадцать…
Вот, через два дня.
Заикаются будни, зарекаются,
в глазах своих на год меня подняв,
на уровень систем больших инстанций…
Жизнь играется
ребеночком в руках…
Я ее не раз уже ронял.
Мне семнадцать
выжженных пространств
поручили к боли приучить,
разом предоставили ключи
к сундучку непримиримых царств…
А я главных взял по именам,
да по их небесным криминалам…
Забил в грудь их.
Забил до вина,
— с их грудей до моих губ стекало…
Кому мало было, тот вдвойне
душу свою вынимал извне.
Я ее развеивал, как прах,
тот то был засохшим на губах…
Или на словах стекавших с них…
…
— Гнида, берегись,
умри под ним!
Слышишь?!
Небом, под которым
мы одни
дышим.
…
Мне один и семь, стоящих рядом,
горьких лет — ценителей прохлады…
Лет тяжелых воздухоглотаний,
жизни, вновь поставленной на таймер
в триста шестьдесят пять дней,
в триста миллионов слов о ней…
Я поэт.
Я чертов археолог.
Я копилка, на душе, камней…
Удушающих внутри и вне.
Утри мне слезы…
Я сломал пальцы
твоим безмолвием.
Утри мне.
Все случится только через два,
но мне двести лет, я клянусь Богом…
Да, я без креста пришедший к вам.
Да, хромающий на одну ногу…
Правда в том,
что у меня их три.
Рук почти что с десять, и не меньше…
Я сам вытру слезы.
И внутри…
«Я сам» — легче.
…
Мне семнадцать,
вот, через два дня…
Передам родителям привет.
Того,
каким вы знаете меня,
больше,
нигде больше
нет.
Но, любовь,
да та, что неизменно
движется по тем же венам
молодого тела человека,
человека… Или не всегда.
Не считает горькие года…
…
— Это просто переходный возраст!
Это просто очень сложно…
— Это просто кровь из носа,
скользящая во внутренности мозга
израсходованной головы.
— Но ты…
— Заткни пасть, рожа,
со мной на «вы».
…
И мои семнадцать на подходе…
Я сутулюсь на пятерку с плюсом.
Я горю мечтой, стоя на холоде —
вот они мои проблемы вкуса.
Хоть и знаю я, что в груде мусора
не возникнет остро мысль о золоте…
В глубь грязи копать — мое искусство.
В глубь грязи копать на диком холоде…
И поэта погубило слово…
Он рассыпался, словно
песок
с ее влажных колен,
высохших после моря…
Даже если бронированный висок,
во внутренний плен
заплутается горе…
И поэта погубило слово,
словно надежды слеза в укоре.
…
Болен не как все…
Его не трогай.
Не всегда найдешь тепло
в свете.
Не переходи ему дорогу…
Просто он живет
этим.
Два лица имеют сто сторон
— каждая не в цель
метит…
Молод он и стар он.
Просто он живет
этим.
Любит не как все…
Его право.
Странный он на три
трети.
То, кажись, его
нравы.
Просто он живет
этим.
…
Снова падает на пол
прихожей.
Слышен лишь зубов
скрежет.
Может быть он слаб,
может…
Может он в себе
держит.