Сегодня Он опять кричал на Мать:
что черствый хлеб и пересолен ужин.
Упала чашка. Чай растекся лужей,
залив собою скатерть и кровать.

Она молчала. В горле встала кость.
В виски седые прилила обида.
А за обидой — закипела злость.
Но — мать горда. Не подала и виду.

Он все кричал, слюной забрызгав пол,
что «пыль не видит глаз ее незрячий.
В дому одна, как маятник, маячит».
И что ни слово — ругань да укор.

Пуд едкой соли примешался в кровь.
Болело сердце, все аорты корча.
Но — мать горда. И выслушала молча,
лишь незаметно задрожала бровь.

Она сказала: «- Неужели Бог
наказывает любящую руку?
Ты говоришь, что я совсем старуха,
тебе мешаю шарканьями ног.

Она сказала: — Неужели Ты словами бьешь, как будто жгучим током?
Твои упреки холодны. Жестоки.
От них завяли на окне цветы.

Из этих слов сочится желчь и ртуть,
и отравляет каждый день безбожно…
Доверье, веру потерять не сложно —
но, к сожаленью, тяжело вернуть…"

И медленно направилась к двери.
На плечи боль легла свинцовым грузом.
Когда твой сын сказал, что ты — обуза, —
горит душа и плавит всё внутри.

Ушла бесшумно в комнатку свою…
А сын молчал. Не попросил прощенья.
Мы с близкими жестоки, к сожаленью…
А каемся — когда они в раю…