И вот, пятый курс института позади. Впереди лето и полгода на защиту диплома. Правда, имеется одна маленькая неприятность. Чтобы получить звание лейтенанта после окончания военной кафедры, надо съездить на сборы в настоящую армию, а точнее в боевой летный полк, сроком на один месяц.
И вот наша орава недоделанных лейтенантов-пятикурсников в количестве 30 человек благополучно прибыла в гвардейский летный полк под Калининградом. Младшему из нас было 23 года, старшему 32. Получили на складе форму образца 40-х годов без погон и знаков различия, разместились в казарме и быстренько влились в дружный армейский коллектив.
Нас никто не тревожил. Да и что можно было сделать толпе из тридцати, без пяти минут, офицеров, больше похожих своим видом и поведением на орлов батьки Нестора Махно, чем на будущих советских защитников Родины. А когда мы укладывались спать и студент-старшина Горин кричал:
— Ну, вот и еще один день прошел!
А тридцать глоток дружно ревели:
— Ну и х… с ним! — полк вздрагивал, из соседних казарм раздавалось ржание срочников, а замполит части Сизов начинал усиленно подсчитывать дни, оставшиеся до нашего отъезда.
Калининградский гвардейский полк, где мы удостоились чести проходить сборы, славился своими воинскими традициями, причем на всю нашу необъятную страну. И полгода не проходило, чтобы летно-технический состав не выкинул какой-нибудь фортель.
Больше всех нас поразил случай с аэропланом. На аэродроме, где-то у самого края, нашел себе пристанище колхозный самолетик типа У-2. Как я понял, на нем силами летчиков из ДОСААФ обрабатывались химикатами колхозные поля. А на военном аэродроме аэроплан стоял видимо по договоренности с военным руководством части (энное количество самогона). Когда прапорщику Гришину и инженеру-технику Сечину не хватило водки для окончательного впадения в состояние нирваны, они вспомнили про этот самолет. Взгромоздясь в кабину и запустив двигатель, летчики-Шумахеры поехали на нем по проселочной дороге в ближайшую деревню. И, самое интересное, могли бы доехать, если бы не деревянный мост через мелкую речку-говнянку. Мост оказался узким, проехать по нему на самолете оказалось невозможным.
И прапорщик Гришин в этой непростой ситуации принял гениальное решение-отъехать на самолете назад, разогнаться и перелететь это плевое препятствие. Техник Сечин радостно поддержал собутыльника. Излишне говорить, что самолет сел прямо на мост, проломил его и сам пришел в непотребное состояние. Замять дело не удалось из-за гнусного председателя колхоза, которому принадлежал безнадежно испорченный аппарат и осиротевшие без удобрений поля.
Два Покрышкина получили средней тяжести повреждения организма и отправились под трибунал. Замполит усвистел передавать свой бесценный опыт работы с личным составом в Забайкальский военный округ.
Старшие офицеры полка также не отставали от своих подчиненных. Когда летчику майору Дубенскому, культурно отдыхавшему в компании офицеров на пляже у реки и находившемуся в последней стадии алкогольного опьянения, захотелось «по-большому», находившийся в таком же неадекватном состоянии подполковник Трубин посоветовал страдальцу зайти в воду и потихоньку сделать свои дела там. То, что в реке у берега находилось большое количество местного гражданского населения, в том числе женщин и детей, не остановило бравого майора. Издав по пути нижней частью тела несколько громких звуков с характерные запахом, доблестный военный зашел в речку по пояс и, присев, сделал свои «большие» дела. Всплывшие рядом с ним продукты майорской жизнедеятельности, заставили купавшихся рядом женщин поднять крик. Увидев, что на эти крики с лежанок на берегу поднимаются здоровенные деревенские мужики, которые уже и сами разглядели плавающее в воде непотребство, причем явно с целью линчевания так славно опорожнившегося офицера, облегченный Дубенский быстро переплыл речку и скрылся в лесу. Оставшихся военных местные не тронули ввиду их не причастности к данному непотребству и загрязнению окружающей среды. Обгадившийся во всех смыслах майор вернулся в часть под покровом ночи и с тех пор любовно назывался старшими офицерами «наш какашкин».
Со сборов мы уезжали загоравшими и отдохнувшими, а я твердо укрепился в своей мысли о необходимости после получения диплома послужить своему народу.