О, Русь в тринадцатом столетьи!
Сквозь глубину лихих годов,
Я вижу неостывший пепел
Дотла спаленных городов…
Я слышу свист татарской плети
И визг безжалостной орды!
И детский плач разносит ветер,
Деревни пеленая в дым.
Грядет Земли погибель Русской,
Во храмах пустота сквозит.
Любой почти, кто не был трусом,
В бою пленен или убит.
И каждый недруг ободрился,
И ополчился каждый враг!
Да с ними некому сразиться.
Над Родиной сгустился мрак…
Но в час, когда ушла надежда
Молитвой тихой в небеса,
Сверкнул, вдруг, Солнцем в тьме кромешной,
Князь новгородский Александр!
Он рать собрал могучим кличем,
Презрев кичащихся врагов,
Хотевших Русь окатоличить,
Кровавым покрестив клинком.
Он сокрушил надменных шведов
На берегу реки Невы!
С того-то памятного лета
Князь Невским стал в устах молвы.
Но Папа тверд: «Руси не будет!»
И Псков пожарищем объят.
Тевтонский орден вместе с чудью
Уничтожают стар и млад.
В церквях устроены конюшни,
Открыты настежь алтари,
Иконы, словно хлам ненужный,
Лежат, поруганы, в пыли.
Не медлил князь, с дружиной вышел,
И неожиданным броском,
Из гордых немцев дух повышиб, —
Вздохнул свободно древний Псков.
А как отпрянули морозы,
Апрельским незабвенным днем
Он смело встретил крестоносцев
На славном озере Чудском.
Под натиском мечей булатных
Рассыпался хваленый клин.
Помчались рыцари обратно,
И треснул лед на сотни льдин.
Не вынес тяжести доспехов,
И в кровь окрасилась вода.
Но прежде чудь в зверином мехе
Бежала с криком кто-куда.
А храбрый князь, вложив меч в ножны,
Снял шлем и воинству сказал:
«Никто нас одолеть не сможет,
Коль Вера — пламенем в глазах!
За Православие родное
Из года в год, из века в век,
Мы станем намертво стеною
Пока жив РУССКИЙ человек!"