Шлагбаум для алиментщиков

БЕДНАЯ НАСТЯ
Общение Насти с чиновниками началось с того, что алименты почему-то присудили лишь с момента обращения в суд, а не с даты развода. Затем пришлось писать бесконечные ходатайства в адрес судебных приставов — о розыске папы и описи его имущества. Хотя всё это они должны делать без напоминаний. Они же и разъяснили Насте: нехорошие наши законотворцы настолько расширили список вещей, не подлежащих аресту, что описывать нельзя практически ничего. Доброжелательно рассказали, как дорого ей (!) обойдётся выбивание алиментов. Намекали на взятку?
В результате и в самом деле полгода алиментщика-папеньку вообще не тревожили. Когда же после настойчивых просьб Насти приставы всё же позвонили её бывшему мужу, то, наткнувшись на его хамство, уныло развели руками. И посоветовали одинокой маме обратиться в милицию. Ну, а кто же не знает главного принципа работы нашей милиции: будет труп, тогда добро пожаловать — будем работать. Трупа, к счастью, тут нет…
Дело, правда, всё же завели, так что обращение в милицию закончилось через три месяца судебным процессом и присуждением злостному алиментщику 160 часов исправительных работ.
Работы эти, кстати, он так и «не проходил». Но если бы и «проходил», это ничего не меняет — с мизерного дохода, который можно получить, работая дворником или санитаром, 10% вычитается в пользу государства, организовавшего дополнительный заработок должнику, и лишь небольшой процент идёт на уплату алиментов. А Насте вообще объяснили, что её это никак не коснётся.
Какая-то мелкая сумма, отправленная в адрес судебных приставов «папенькой», слегка напуганным уголовным делом, тоже до ребёнка не дошла. Просто приставы как-то не очень поняли, кому деньги предназначались. А в суде одинокой маме пришлось, унижаясь, объяснять, «на какие же деньги она живёт, если жить ей не на что». А вот на какие деньги живёт (и очень неплохо) молодой папаша, интересовались не столь настойчиво.
Между тем судья на процессе очень беспокоилась, почему это Настя не отдаст ребёнка в детский сад и не пойдёт работать. Удивительное незнание наших реалий! Интересно, пробовала ли уважаемая судья устроить в Москве ребёнка в детский сад без взятки?
В общем, зачем Настя пошла в милицию и какая польза её маленькому Серёже от всех этих метаний, — она сейчас и сама не знает.
Когда же уставшая от борьбы мама обратилась за помощью к государству в отдел субсидий и указала свой реальный доход, ей не поверили на том основании, что жить на такие деньги просто нельзя, мол, пенсионеры больше получают. Доход, собственно, Насти на тот момент был нулевой. «Доход» сына Серёжи складывался из 1500 рублей (пособие по уходу за ребёнком до полутора лет), которые выделялись отделом социального страхования, и ещё 300 рублей (пособие на ребёнка до 18 лет). За квартиру Настя отдавала чуть больше 1000 рублей. Несложно подсчитать, сколько остаётся на детское питание, памперсы, одежду, лекарства, транспорт… а об игрушках лучше вообще забыть. После долгих препирательств ей всё же выделили субсидию в размере 90% от суммы кварплаты, правда, записав в доход Насти те самые 1500 рублей. Серёже осталось 300. Для сведения: с января этого года наши чиновники думают, что в Москве ребёнка можно содержать (до 18 лет) на 500 рублей.
И на том, как говорится, спасибо.

ПРИЗНАК «ЗЛОСТНОСТИ»
Но, может быть, история Насти — случайность, нелепая цепочка совпадений? Ну попался плохой пристав, равнодушная судья… Не повезло?.. Чтобы выяснить, так ли это, я обратилась к уполномоченному по правам ребёнка города Москвы Алексею Голованю.
- Алексей Иванович, действительно ли ситуация с выплатой алиментов такая аховая?
- Я не могу сказать точную статистику, но жалоб много. В службе судебных приставов 10% исполнительных листов связаны с алиментными обязательствами, а жалоб на работу судебных приставов по такого рода делам 25%. Представляете, какой дисбаланс?! Потому что для государства, для милиции, для службы судебных приставов эта категория дел совершенно не принципиальна.
- Так загвоздка всё же в законодательстве или в исполнении законов?
- Проблема и в законодательстве, и в исполнении. В прошлом году Комитет Госдумы по делам женщин, семьи и детей проводил круглый стол, обсуждая концепцию изменения алиментного законодательства. Потому что анализ федерального законодательства в этой сфере выявил огромное количество нерешённых проблем.
Вот пример. Есть решение суда о необходимости выплаты алиментов, но гражданин, и, как правило, это папа, их не платит. Не платит месяц, второй, третий… Заводится уголовное дело. А папа приходит и говорит: я вчера заплатил 1000 рублей и вам письменно подтверждаю, что исправлюсь и больше так не буду. Дело закрывают. Почему? Да потому что в Уголовном кодексе говорится про злостную неуплату алиментов, а признак злостности не расшифрован. И как только должник каким-то образом погасил часть долга и письменно покаялся, признак злостности исчезает. Причём задолженность может быть несколько десятков и сотен тысяч рублей. А мы знаем, как работает наша бюрократическая система. В следующий раз этого гражданина побеспокоят только через полгода или год. С тем же результатом.
Есть проблемы и с исполнением законодательства. В Семейном кодексе сказано, что при расторжении брака между супругами, у которых есть дети, суд должен также решить, с кем из родителей остаётся ребёнок, как и в каком размере другой родитель должен участвовать в его содержании. Но обычно суды этого не делают. Объясняют: мы брак расторгнем, а все остальные вопросы решайте в рамках отдельного судопроизводства. А, собственно говоря, почему? И несчастная мама, оставшаяся одна с ребёнком или с двумя детьми, должна ходить по этим судам. А виновата, на мой взгляд, палочная система отчётности. Представляете, 100 человек расторгли брак, а в судах — 300 дел. Как хорошо!
Есть ещё одна сторона. Семейный кодекс позволяет устанавливать размер алиментов в твёрдой денежной сумме. Но суды очень неохотно идут по этому пути, действуют по старинке: устанавливают определённую часть от заработка, как было ещё в советские времена, когда зарплата у всех была «белая» и место работы каждого было известно. Сейчас ситуация кардинально изменилась: человек может официально нигде не работать, но реально иметь очень большие доходы. И правильно было бы устанавливать размер алиментов в твёрдой денежной сумме.
- Но почему же возникает абсурдная ситуация, когда женщина, не получая алиментов от мужа и помощи от государства, не может ничего изменить?
- Почему-то мы проблему взыскания алиментов возлагаем на эту несчастную маму. Охотно говорим, как важно повышать рождаемость, а когда нужно кормить ребёнка, всё сваливаем на маму: сама ходи, уговаривай приставов, трать время в судах, в милиции. В Прибалтике — в Латвии и Литве, например, эта проблема решена. Там создали так называемый алиментный фонд, из которого в случае неуплаты алиментов государство выплачивает одинокой маме прожиточный минимум. Как мне видится, в нашей стране для каждого субъекта Федерации должен быть свой минимум. Для Москвы это сейчас приблизительно 5 тысяч рублей с хвостиком. При этом все хлопоты по «выбиванию алиментов» с должника государство берёт на себя.
Москва недавно приняла решение создавать алиментный фонд, и я надеюсь, что уже в этом году он появится. Но тут тоже непростая ситуация. Москва не может делать всё, что ей заблагорассудится. Если мы по каким-то вопросам войдём в противоречие с федеральным законодательством, то затея наша может не состояться.
- Недавно стали вводить ограничения для должников на выезд за границу. Это как-то повлияло на ситуацию?
- Ситуация резко изменилась. Многие должники, в том числе и алиментщики, стали выплачивать долги. Непонятно, что мешало сделать это раньше!.. У нас, на мой взгляд, нет понимания приоритета интересов ребёнка. Когда я в судах начинаю ссылаться на Конституцию Р Ф, у судей на лицах появляется сильное неудовольствие. Им покажи конкретный закон. Как будто Конституция — это не главный закон! Уж про Конвенцию ООН о правах ребёнка лучше вообще не говорить… А ведь во всём мире в судебных решениях ссылаются на международные документы, которые страна ратифицировала.
- А что со службой приставов? Много ли зависит от их работы?
- Не работает наша служба судебных приставов в этой сфере. Например, они очень неохотно устанавливают размеры имущества, на которое может быть наложено взыскание. Приходит мама и говорит: я точно знаю, что у него есть машина. Ей отвечают, что в прошлом году проверяли — никакой машины нет. Но время-то изменилось, у него уже и машина есть, и дача в Подмосковье. Проверять это они не хотят. Не говоря уже о коррупции, когда папе проще и дешевле заплатить взятку приставу…
Мы очень часто пишем по этому поводу главному судебному приставу Москвы. И, как правило, получаем ответ следующего содержания: та информация, которая изложена в нашем письме, подтвердилась, такой-то пристав, такого-то отдела по городу Москве не проводил необходимых действий… И так далее…
- Результаты-то есть от такой переписки?
- По конкретным жалобам — да. Но ведь решений по взысканию алиментов выносится десятки и сотни, и они должны исполняться автоматически, без вмешательства уполномоченного.
Я всегда поражаюсь, насколько наше чиновничество бывает безразлично к интересам детей, нуждающихся в помощи. Вот мы говорим, что нужно решать демографические вопросы, но не помогаем тем детям, которые уже есть. А когда обессилевшая в борьбе с жизненными невзгодами женщина начнёт пить да ещё потом бросит ребёнка, государство будет тратить колоссальные деньги на его содержание в детдоме. Вот такие парадоксы нашей системы.

У ПРИСТАВОВ СВОЯ ПРАВДА
Но я всё же решила выяснить напрямую, почему же невозможно истребовать долг с бывшего мужа Насти. И обратилась в службу судебных приставов Юго-Западного административного округа Москвы, назвав фамилию Насти. На мои вопросы с некоторой опаской ответила строгая женщина, которая, как выяснилось впоследствии, проработала приставом уже 38 лет. Оказалось, что у них, у приставов, своя правда.
По словам Татьяны Владимировны, ответившей на мой звонок, у каждого из четырёх приставов их отделения находится в производстве примерно по тысяче дел. По закону на каждое дело выделяется 7 часов, то есть один рабочий день… За сколько же лет можно обработать эту тысячу? Задачка для ученика младшего класса.
Вот и получается, что алименты получают дети лишь самых настойчивых и неутомимых мам. Им приходится постоянно напоминать о себе, а также отслеживать и наше зыбкое законодательство (в случае с Настей приставы очень удивились, узнав от неё об увеличении МРОТ), и размеры имущества папы, и место его работы, и много чего другого.
А о какой заинтересованности в работе может идти речь, если при такой загрузке зарплата у судебного пристава, только приходящего в службу, примерно 11 тысяч рублей (до января этого года было 8−9 тысяч)? То есть цена приличного мобильного телефона… Не удивительно, что в той зоне, где работает Татьяна Владимировна, за последние полгода сменились пять или семь человек. Не задерживается у них образованная молодёжь. Вот и по Настиному делу пристав тоже уже сменился.
И на законодателей они жалуются: законы принимаются, а как их выполнять на практике, никто не думает. Тот же арест имущества, такой простой на бумаге, на деле обрастает невыполнимой волокитой: начиная с проникновения в квартиру, поиска понятых, описи всего имущества и заканчивая тем, что некому отдать это имущество на ответственное хранение. И арестовывать-то практически ничего нельзя: куда ни ткни — по нашим законам всё сплошь предметы первой необходимости. Вот только получается, ребёнок у нас ни в чём не нуждается… Да и хвалёное ограничение на выезд за границу не так-то, оказывается, просто оформить.
И получается, что и приставы со своей стороны тоже правы, и винить их сложно. Я уверена, что у других чиновников или судей тоже своя правда, свои проблемы с нашим «нехорошим законодательством» или ещё с чем-нибудь.
Только почему в этой правдивой истории пострадавшими выходят дети?..