Слышишь, Древний, мой голос хрупок, еле-еле сквозь толщу взглядов, суету и чужие руки, сквозь дороги и сквозь преграды… Пробивается, не умолкнет, за больных молясь, за усталых, плачет чайкою, воет волком, лишь бы только Любовь держалась. В их сердцах. Лишь бы кровь кипела, лишь бы только дышалось легче… Забери их печали, Древний, а мои пусть пребудут вечно.
Я не плачу. Я не сгибаюсь. Я пишу и тому лишь рада. И стихами я горько каюсь, что я камень, а не награда. Что Любви такой не достойна, что все дни наши стали пыткой, что слова его, словно войны, выжигают мои улыбки.
Бледным-бледным февральским утром. я готова пасть на колени.
Пусть обходит их зло и Смута. Пусть в их дом ступит счастье, Древний.

Моя боль — это самое страшное
из всех внутренних
кровотечений.

Теперь пою, да не слышу голоса, ночь не сулит облетевших звезд, мы уезжаем во тьму автобусом — один лишь шорох больших колес, я в небе вижу улыбку ангела — ну до чего ж на тебя похож. И на груди моей крест гранатовый — знак веры в то, что ты не уйдёшь.
А больше надо ли? Призадумаюсь, я ощущаю тепло плечом. И будто ты мне целуешь волосы, и пахнет вишней и алычей, дома с окраин стоят нарядные, на темных улицах ни души… Спустя года все слова оправданы, и я люблю тебя, моя жизнь.

Я не знаю других молитв, кроме «Отче наш».
Моя вера — это мой щит. И мой лучший страж.
Весь мир твой, говорит, смотри. Я учусь смотреть.
Вот любовь тебе и стихи, чтоб её воспеть.
У тебя есть семь чувств, учись видеть только суть.
Мир в тебе и извне сошлись и рождён был Путь.

Как дитя своё Бог хранит меня с детства.
Я не знаю других молитв,
лишь от сердца.