Да-а-а… много есть на свете хороших городов. Москва, Петербург, Париж, Лондон, Нью-Йорк, Казань. Бывали не везде, но наслышаны.
А имена у городов какие славные — Златоуст, Семипалатинск, Новгород, Архангельск, Астрахань, Барселона, Франкфурт, Полтава… да мало ли…
Назвал ведь кто-то так, чтобы… звенело — Волоколамск, к примеру. Или Гусь-Хрустальный.
А вот у нас имён было много, у нашего города то есть.
В самом начале это и не город был вовсе, даже и не деревня, а так — место. Гиблое, можно сказать. Лесочек, полюшко, речушка вьётся малая, а вокруг — болота, а в болотах змеи, видимо-невидимо, всё больше гадюки, хотя ужи и медянки тоже встречаются.
На этом самом месте когда-то, тысячу лет назад, ужалила змея печенежского князя. Тот с коня слез, чтобы голубики отведать, — тут-то она его и жильнула в пяту… как этого… как его… грека древнего…
— Ай! — вскричал князь. — Ай, гадюка!
Да и помер вскоре.
Однако после этого случая стали возле лесочка люди селиться — больше было негде, кругом проклятые то печенеги, то хазары, то половцы, то варяги какие-то понабежали.
А возле леска — спокойно. Никого. Кроме змей. Но змея — она ведь тоже не всегда кусает, а только когда на неё дуром наступишь. Но обыкновенно — ползает себе, на солнышке греется, лягушек ест. Кишит, одним словом.
Одна изба, другая, третья — так и деревенька выросла. Ну, назвали, конечно, Гадюка — в честь того самого печенежского князя.
Годы шли, поле распахивалось, болот поменьше стало, людей побольше. И деревенька раздвинулась, и называть её стали почтительно — не Гадюка, а Гадюкино.
Количество гадюк, к слову, не выросло, но всё равно покусывали — бывало, бывало. Крестьян, почитай, всех перекусали — то на гумне, то возле речки, то «вежливо… в овсе», как позднее напишет знаменитый поэт.
Но привыкли люди: кусают проклятые — и пусть себе кусают, мы и не такое терпели.
Одним словом, время шло. Шло и шло. И вот наступил век девятнадцатый. Гадюкино стали называть уже не деревней, а селом — дворов было, почитай, с триста, а то и поболе. Рожали, знаете ли. Гадюки кусали, а они знай себе — рожают. Стойкие стали — никакой яд не берёт.
Тут выпал случай — через Гадюкино стали прокладывать железную дорогу. Засыпали часть болот, мост через речку навели. И — задымили паровозы, застучали поезда по рельсам. Народ стал прибывать из соседних мест — кто при железной дороге служить, кто на красивой гадючанке женился, кто так просто приехал, ну, не знаю зачем.
Только к веку двадцатому Гадюкино и вовсе превратилось в городок. Так себе городок, небольшой, а уж называть по-старому не годилось. И указом губернатора с высочайшего одобрения государя стал городок наш называться Гадюкинскъ.
Все жители очень гордились названием — звенит! Гадюкинскъ — это тебе не соседняя деревня Малые Прыщи или, того пуще, село Лягушатьево. Наша гадюка вашу лягушку — ам! — и всё тут. Так-то.
Однако на этом история с именем городка не закончилась. А можно сказать, началась.
Случилась, значит, Великая Октябрьская революция.
Пришли продотряды, выгребли зерно, собрали всех на площадь. Красный командир объявил, что старому режиму пришёл конец и называться таким позорным именем, как Гадюкинскъ, город больше не будет. Предложил на выбор два названия — либо именем вождя Троцкого, либо именем товарища Инессы Арманд. Да и царскую орфографию пора менять на пролетарскую, прибавил он.
Сказал так, сел на коня и поскакал дальше мировую контру бить. Но, проезжая через болото, не утерпел — слез с коня голубики отведать, уж больно спелая была. Тут-то она его и… Ага! Сообразили? Жильнула проклятая, да так, что командир красный тут же товарищу Марксу и душу отдал. Вот такое печальное дело вышло.
После этого сход присудил переименовать город Гадюкинскъ в честь командира, павшего на болоте от гидры коварной. И стал он называться Красногадюкинск.
Двадцать с лишним лет все жители гордились. Мы, говорили, красногадюкинцы. Даёшь!
Только наступило тяжёлое время — началась война с фашистами. Город наш взяли штурмом, в горсовете сделали немецкую комендатуру, повесили флаг со свастикой. А потом согнали народ на площадь и объявили, что город-де издревле принадлежал тевтонскому ордену и отныне будет называться на немецкий лад — Шлянгебург.
Слава богу, прогнали супостатов, недолго шлянгебургерами нас звали. Однако прежнего названия не вернули. Объяснили так: теперь у нас не Красная армия, а Советская, и город будет называться Советскогадюкинск.
Ну, ладно, как хотите — хоть горшком называйте.
И так город жил себе и жил, целых сорок лет Советскогадюкинском назывался. Только вот с картами географическими вышла передряга — денег, видите ли, на переименование не нашлось, так и остался город на них Красногадюкинском. Но от этого никто особо не страдал. Поскольку почти ни на одной карте название города обозначено и не было — так, кружочек маленький, почти что точка. А на тех картах, где название всё-таки было указано, буквы без микроскопа не увидишь. Но мы своим городом гордились — мал золотник, да дорог! Из нашего города вышли знатные люди: два кандидата наук, три перворазрядника и один мастер спорта, а ещё секретный сотрудник каких-то внутренних органов, а может быть, даже внешних.
Про него, правда, никто ничего толком не знал — что да как. Приедет, бывало, летом к матери в отпуск, наденет заграничный тренировочный костюм — и ходит по своей улице туда-сюда, такой аккуратный… Ну, а если в гости к кому придёт, то уже в костюме и при галстуке. Спросит его кто-нибудь: где, мол, Валерий Никитич, работаешь, а он посмотрит с прищуром, да и улыбнётся загадочно. Ну, тот, который спросил, смутится, а Валерию Никитичу сразу стакан освежат, а он встанет и скажет: «Выпьем, товарищи, за родину, она вся из таких вот малых городов, как наш, сложена, а потому её крепко любить и беречь надо».
Но вот сорок лет проскочило — перестройку объявили. Сначала всё было по-тихому. Но после путча ихнего приехала в город архитектурная комиссия. Осмотрели нашу церковь, где с незапамятных дедовских времён склад был, и постановили, что это исторический памятник и надо его отреставрировать.
Дело хорошее. За пять лет с небольшим восстановили храм — и поплыл над городом нашим малиновый звон. Да такой красивый, что заслушаешься! И вот однажды провели референдум и постановили город переименовать — чтобы от времени, значит, не отстать. Долго не спорили — кто-то предложил, а все поддержали. И стал наш город называться Святогадюкинск.
А то место, где гадюка укусила печенежского князя, назвали целебным. Ключ там бил, это правда. Теперь около этого ключа фабрику поставили и продают чудесную воду везде, где люди живут. Чтоб не болели, значит.
А ведь это ещё не всё. Лет десять с того дня прошло. В газетах и по телевизору объявили, что Россия наконец-то назло врагам поднялась с колен. Старый гимн опять стал новым, ветры перемен повеяли — и город снова не то чтобы переименовали, а дополнили, расширили, так сказать, смысл. Теперь он называется Великосвятогадюкинск.
Вот это имечко! Звенит!
Ну, а за последние годы понаехали к нам всякие работники, больше с юга, с Кавказа да Средней Азии.
Освоились ребята, домов понастроили, даже мечеть отгрохали. Правда, супротив нашего храма неказистая такая. Однако в мечеть одни мужики ходят, а в нашу церковь одни бабки старые, а молодые только по праздникам.
Но… всякие разговоры пошли по городу… что, дескать, надо так город назвать, чтобы всем приятно было — и коренным, значит, и приезжим. Ну, не знаю, не знаю, как это всем сразу, да и приятно сделать…
Есть у меня приятель, Ахметом зовут. Приятель — не приятель, а вместе иногда на родительском собрании в школе встречаемся. У меня сын в четвёртом учится, а у Ахмета шестеро деток в разных классах. Так Ахмет говорит, что вот-вот город снова переименуют, всего две тысячи подписей ещё надо собрать — и тогда уж точно всем приятно станет.
Он мне по секрету рассказал, что раньше здесь улус Чингисхана располагался, и даже новое название города сообщил:
ЗурАзатлыкХаджиЗилантАул.
А что, тоже хорошее название — звенит!