Моя русская дочка —
как идёшь ты по Праге! -
как по площади счастья,
как по улице грёз.
Гордо голову держишь
от любви и отваги,
и сердечко трепещет
в сарафане из роз.
За плечами — гитара,
и идёшь ты, танцуя,
ну, а ритм выбивают
заводной — каблучки.
А в руках
в целлофане
не цветы — поцелуи.
И глазами стреляют
вслед тебе — мужички.
— Погляди-ка, испанка!
Кастаньет не хватает.
— А быть может,
цыганка?
Только кожа — бела.
— А моравские чешки?
Здесь такие бывают.
— Одним словом, не наша —
кто б она ни была.
Речь родную услыша,
моя русская дочка,
ты идёшь, не смущаясь,
но отводишь глаза.
Потому что не хочешь
этой звёздною ночкой,
чтобы русский по-свойски
тебе грубость сказал.
А потом — на эстраде,
струн небрежно касаясь,
ты лепечешь по-чешски
и по-русски поёшь…
В тёмном зале притихшем
перестрелка косая.
Ты опять под прицелом —
и иного не ждёшь!
— Погляди-ка, грузинка!
Носик тонкий с горбинкой.
— А быть может, чеченка?
Там таких я видал.
— Одним словом,
с Кавказа, —
подытожили
разом.
— А скорее — еврейка, —
это третий сказал.
Ты как будто не слышишь,
над гитарой склоняясь.
Да, наверно, не слышишь —
всё поёшь и поёшь…
Впрочем, радует нынче,
что с московскими знаясь,
от родимых скинхедов
в отдаленье живёшь.
Только родина снится.
Этот запах приносит
то ли поезд восточный,
то ли ветер морской…
Моя русская дочка,
ангел темноволосый,
кем ты будешь казаться
на бурлящей Тверской?..