Из разговора: «Зачем мне СССР? У меня есть квартира (в ипотеку), машина (в кредит), мебель (в рассрочку)…»
Первая мысль: лемминги. Это мелкие животные, которые в иные годы плодятся в огромных количествах. Они массами бегут к своему мелкому счастью и порой гибнут в несметном количестве.
Хороший символ мещанства и портрет недалекого обывателя.
Неплохо, когда лично ты хорошо устроился. При этом тебе неважно, как устроены миллионы сограждан — это их, опять же, личное дело. Нелепо, в самом деле, «всею скорбью скорбеть мировою». Каждый кует свое маленькое счастье, до других дела нет. «Нам бы гроши да харчи хороши». Харчи частенько добыты путем отнимания у других, менее достойных, — ну да об этом среди добрых леммингов говорить неприлично.
Всё бы ладно у грызунов, одна беда — случается среди них время от времени мор. Массовая гибель. Капризы природы, от которых не защищен как каждый лемминг в отдельности, так и вся их совокупность. Какая бы большая она ни была. Вдесятеро меньшее количество леммингов могло бы беду отворотить, кабы вместе за дело взяться. Но они всегда порознь, каждый сам за себя. На этот случай есть любимая лемминговая формула: «Что делать, против природы не попрешь, надо смириться. Авось мне повезет».
Но случись легкая такая рябь в мировой экономике — и нет уже мощи СССР, которая бы защитила от мировых язв и прыщиков. Тут же «случайно» потеряна работа в уютном офисе, долги повисли, счастье кончилось. И так же, как раньше счастливому леммингу было плевать на несчастливых, теперь остальным плевать на горе «неудачника».
Самое время вспомнить ему про СССР и социальную справедливость. Раньше было незачем. Когда бабки шли, он «не парился». В сознании леммингов СССР — это такая кормушка. Не такая сладкая, как бывает в урожайный год, но зато — надежная. Переждать там напасть, да и бежать прочь, дальше по тундре.
Про какой бы СССР — исторический или тот, который нужно строить сызнова — ни шла речь, ясно одно: СССР — враг мещанства, враг обывательской закукленности, враг заужения жизни до границ собственной миски. И поэтому СССР — последняя надежда человечества. Распыление народа, способного солидарно справиться с любой бедой, на атомы алчущих личной выгоды леммингов, приведет к гарантированной массовой гибели.
«Я болезненным рос и неловким,
Я питался в дешевой столовке,
Где в тринадцати видах пшено
Было в пищу студентам дано.
Но какое мне было дело,
Чем нас кормят, в конце концов,
Если будущее глядело
На меня с газетных столбцов?
Под развернутым
Красным Знаменем
Вышли мы на дорогу свою,
И суровое наше сознание
Диктовало пути бытию».
(Б. Слуцкий, 1960 г.)
Грошей не так чтобы много. Харчи… Ну, есть харчи, да и ладно. Зато только здесь, даже если вырос неловким, ты нужен. Ты, с товарищами и друзьями, можешь (ни много ни мало) диктовать пути бытию. И в этом бытии изживать капризное, черствое к чужой беде, предательское мещанское сознание.
В этом месте обычно раздается окрик: позвольте, но леммингов-то много. Это же целый народ, а у него права. Не любите вы народ, ревнители СССР! Что сказать? Согласно советской культурной традиции, народ состоит из неравнодушных граждан. В отличие от обывателей, граждане верны своей стране вне зависимости от качества пищи. Да только ли советским периодом исчерпывается эта традиция?
«Не может сын
глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой».
(Н.А. Некрасов)
Дикое социальное расслоение постсоветского населения. Появление по-настоящему депрессивных городов и сел. Застойная бедность — вот что заставляет снова и снова говорить про новый СССР. Но и это еще не всё. Настоящие капризы окружающей нас капиталистической «природы» еще впереди. Вольно ли нам петь лемминговую песню, что «ничего не поделать — природа»? Вольно петь, но вольно и объединяться. Чтобы диктовать изрядно подзаплутавшему бытию новые, достойные не леммингов, а человека пути. Конечно же, под развернутым Красным Знаменем.
Но что же ожидает леммингов, случись нам построить новый СССР? Ведь это, в конце концов, люди. Да, падкие на роскошь и готовые ради нее на всё, но ведь люди же? На этот раз откроем Гоголя. В советское время (неспроста) эти строки учили наизусть:
«Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим. Милость чужого короля… дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть … есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками… проклявши громко подлую жизнь свою…»
Жестко и нетолерантно говорит герой гоголевского эпоса про обывателей и мещан. И звучит это обжигающе современно. Для прославления лемминговой сущности нужно растоптать всю великую русскую литературу. И Гоголя, и Пушкина, и Некрасова.
Вспомним Чехова, его знаменитое «по капле выдавливать из себя раба». Я бы Антона Павловича поправил. Чехов, как всякий западник, считал проявление любви русского народа к центральной власти — рабством. Но это не рабство, а высокая гражданственность, отличная от западной в силу российской истории и географии.
Я считаю, по капле нужно выдавливать из себя мещанство, как самое страшное зло на свете. «Бойтесь равнодушных».
Вся перестройка была направлена на взращивание обывателей и выжигание высоких смыслов. Комфорт, «запечатанные меды» и «бусурманские» обычаи. Постсоветское время — эпоха торжествующего мещанства. Время леммингов. Перестройщики открыто мечтали «сделать процесс необратимым». Наработать критическую массу леммингов, чтобы они стали залогом прочности новой, бесчеловечной жизни. Только вот незадача: жадные и недалекие грызуны не обеспечивают никакой прочности…
В новом СССР каждому будет протянута рука и предложено братство. Кто-то опомнится, кого-то окрылит новая жизнь. Ведь она куда интереснее слепой, бессмысленной гонки за наилучшим провиантом. А кто-то из милого, пушистого зверька, «наивно» алчущего исключительного личного блага, пусть хоть сто раз за счет остальных… Кто-то превратится во врага народа. Настоящего врага. И именно всего народа.
Потому как жесткое мещанство таит в себе всю злобу мира, включая запрограммированную собственную погибель. Изжить его и зажить по-человечески — мало есть задачек, труднее этой. Но в том и состоит главное человеческое достоинство: увидеть, нацелиться и преодолеть. До встречи в СССР.