Она убирает руку с его плеча.
Она выдыхает: «Я с этих пор ничья.»
Прикрыв осторожно уставшую хлопать дверь,
он знает, что тоже станет ничьим теперь.

И сколько бы он не трогал с тех пор ключиц-
он больше не встретил Бога в рисунке лиц.
Отныне во сне, ворочаясь и крича,
он видит всегда лишь ту, что теперь ничья.

Когда одиночеством чашки полны
и кофе становится культом,
так хочется выключить звук тишины
пультом.

А пока в твоих кулаках сжимается новый мир, ты сливаешь вместе виски и белый чай.
Тень толкает в спину, как конвоир, ты решаешь выпить, но промолчать.

Выпить так, не чокаясь, за любовь, по примете — с левой, как левый хук.
Разбавляя чаем, густым, как боль, виски цвета выдержанных разлук.

Небо, как папирус, поджёг закат, или это виски кипит в зрачках?
А пока ты прячешь в карманы ад, вечность трепыхается в рукавах.

И никто не верит, что яд — внутри, и к груди пристёгнута, словно брошь,
фраза:
Раз уходишь, то уходи,
ведь, пока не сдохнешь — не оживёшь.

Отрывается, падает, разбивается вдребезги —
Слишком слабая ниточка, слишком сильный сквозняк.
В лужах плещутся вороны, а вчера были — лебеди.
Ты права, моя Пуговка: всё должно быть не так.

Всё должно быть загадочней и мистически красочней,
Чтоб прохожий запутался между явью и сном.
Чтобы кто-то, осклабившись, не поймал твоих бабочек,
Не набил ими трубку и не скурил целиком.

Снег бы был дружелюбнее, не скользил бы под лыжами, —
Сделав мир справедливее, сделав смысл ясней.
Я не знаю, случайно ли, но раз мы с тобой выжили,
Значит, кто-то там, в облаке, стал немного взрослей.

Я не снилась тебе ни разу.
Выше ветра поднялся снег.
Ты спросил: Так бывает?- Разве
можно падать не вниз, а вверх?

Я не знаю. Но падать — больно
даже в небо.- Спроси у птиц,
что они так кричат, нестройно
нарушая черты границ?

Или им отпустить былое
так же страшно, как нам с тобой?
Небо — близкое, но чужое.
Ты — привычный, но не родной.
… показать весь текст …