Все мы знаем, что время быстротечно и беспощадно, но даже и не подозреваем — насколько оно беспощадно.
Вы не поверите, но лет через сто, неминуемо случится такой вот мелкий эпизод.
Представьте себе:
Наше неотвратимое светлое будущее, реконструкция битвы под Москвой.
Сотни бравых русских мужиков, переодетых в немецких и советских солдат будут бегать по заснеженному полю, десятки танков обоих армий и даже голографические самолетные атаки. Дым, грохот, кругом будет восхитительно шумно и почти по-настоящему страшно…
Где-то на краю битвы, на бревнышко присядет отдохнуть одно из главных действующих лиц всей этой кутерьмы, присядет и мирно примется поедать гречневую кашу из одноразовой тарелочки.
К обедающему высокопоставленному герою подойдет кучка зевак и, стараясь не мешать, станет обсуждать его между собой:
— Чертовски красивая форма. Неужели это сам Гитлер?
— Ну что вы? Вряд ли. Во первых — Гитлера под Москвой не было, он руководил из Германии, к тому же у Гитлера не было железных крестов, да и усы у него были не такие. Это, скорее всего, либо: генерал Гудериан, либо Гиммлер.
— Ну, да, точно, у Гитлера усы были не такие. Наверняка — это Гиммлер.
— Скорее всего…

И тогда переодетый герой оторвется, наконец, от своей солдатской каши и скажет:
— Извините, что встреваю в вашу научную беседу, но я не Гиммлер и даже не Гудериан. Я Буденный, а это у меня не железные кресты, а Георгиевские, за первую мировую, а вот это вот — Орден Ленина, чтоб вы знали, в немецкой армии такими орденами практически никого не награждали…
Зеваки сделают бровки домиком и дружно скажут:
— Упс…

Да, к сожалению, как это не удивительно, но рано или поздно, такая сценка неминуемо случится.
Для тех, кто не верит, или не надеется прожить еще сотню лет, чтобы самому убедиться в этом, я расскажу о сценке, которая уже случилась, не далее, как вчера.
Бородинское сражение:
Дым, грохот, кругом было восхитительно шумно и почти по-настоящему страшно…
Две враждующие батареи шарахали друг по другу из пушек, при этом в небо поднимались красивые кольца дыма идеальной формы. Как будто Гулливер закурил трубку.
Из пушечных стволов громоподобно вылетали тряпки (остатки пыжей) и приземлялись прямо на головы неприятелю (так вот она какая — «сифа» для взрослых).
Кавалеристы носились за ощетинившейся штыками вражеской пехотой и неожиданно жуткий рев коней, добавлял тревоги и натурализма всему этому действу.
К нам — зевакам, на самый краешек войны, из дыма вынырнул высокий красавец и ни кто-нибудь, а сам князь Багратион (совсем новенький, еще не раненый в бедро).
Сел он на бревнышко и торопливо принялся поедать гречневую кашу из одноразовой тарелочки. Багратион явно спешил обратно, ведь война не ждет даже князей…
Мы окружили бравого вояку, чтобы вблизи полюбоваться его мундиром, наградами и бакенбардами.
Я сказал:
— Чертовски красивая форма.
Рядом подхватили:
— Да, и как похож. Особенно в профиль. Ну, вылитый Багратион.
— Анфас тоже годится. А орденов-то сколько… красавец, жаль только, что скоро погибнет…

И тогда переодетый герой оторвался, наконец, от своей солдатской каши и сказал:
— Извините, что встреваю в вашу научную беседу, но я вынужден вас разочаровать. Я не Багратион, а французский маршал Мюрат и мне пора возвращаться к своей кавалерии. Арэвуар, мадам и месье…

Мюрат аккуратно всунул тарелочку в пластиковый мусорный мешок, махнул на прощанье шляпой и умчался штурмовать русские флеши. А мы сделали бровки домиком и дружно сказали:
— Упс…

Позади нас, молоденький артиллерист, матерясь, ремонтировал маленькую пушечку. Что-то там с колесом.
Артиллерист отложил молоток, улыбнулся и сказал:
— Мюрата назвать Багратионом — это сильно. Вы видимо совсем не умеете отличать французские мундиры от русских.
Я простодушно признался:
— Нам очень стыдно, но оказывается — не умеем. Я вот, наверняка могу отличить только Наполеона от Кутузова, да и то: по шапке, глазу и возрасту…

Артиллерист опять снисходительно улыбнулся и сказал:
— Так и быть, научу вас, как можно любого: от солдата — до маршала различить по мундиру: В форме могут быть разные цвета: красный, черный, золотой, но если присутствует хоть немного синего, вот как у меня, значит — это наш, а если в мундире будет зеленый, значит — не наш. Все просто.
Мы поблагодарили бойца за несложную науку, пожелали удачи с колесом и пошли досматривать войну, с применением только что полученных знаний.
Тут, я вдруг задумался, нерешительно постоял, вернулся обратно к артиллеристу и спросил:
— Да, кстати, по поводу: наш — не наш. А вы-то сами, кто такой?
— Я? Французский артиллерист.
— Упс…