Налей-ка, малой, ещё. Этот чёртов джин так бьёт по мозгам, что сейчас мне его и надо: глотнуть четверть пинты, и влиться бараном в стадо. Я вот что скажу, с рубашки её помада
ещё отстирается, а вот клеймо с души… Ты столько брехни слыхал от пьянчуг, пацан, теперь мой рассказ зазвенит у тебя в копилке. И, черт с ним, со льдом, торопыга… Оставь бутылку, и слушай: за ней была слава такой кобылки, что чаще с размаху лягает по бубенцам, чем ходит в узде и скачет под седоком: сама оседлает Харлей и махнёт вдоль трассы… Подарки, тусовки, понты — веришь — мимо кассы. Порой перед ней стелились такие асы, а ей хоть бы хны! Я был с ней едва знаком, когда нас обоих накрыло и понесло…
Вот, вроде бы — трахнул разок и отчалил к новой. Ан, нет, к ней опять как магнитом тянуло. Словом, с ней всё было в кайф. Без неё было всё хреново. Ну, знаешь, когда как попало срываешь зло: дерёшься, бухаешь без просыху… Я, дебил, боялся сказать ей «люблю»: отошьёт, как срежет. Она, уходя, возвращалась ко мне всё реже, друзья говорили, что я этой сучкой брежу. Да, .б твою мать, я безумно её любил, но дать ей понять это всё-таки не сумел. Когда разошлись — так же сильно возненавидел. Три года болел по ней, стерве: спасался видео; вокруг были женщины, я их в упор не видел, а после заметил и с сотню переимел, и не полегчало. Вот так-то, малыш… Налей ещё пару капель, такая Сахара в глотке… Она умерла год назад, но в любой красотке я вижу её; от высотки бредя к высотке всё жду из-за поворота её Харлей…