запрети мне, господи, помнить линию его плеч,
помнить разность его гримас и кривых ухмылок.
запрети мне помнить гортанную его речь.
и каков он бывал беспощаден, красив и пылок.

отведи же, господи, от его ненасытных ласк.
от его острых скул и рук, пахнущих чистым, свежим.
дай мне, господи, безразличнейшую из маск.
дай мне, господи, время, чтоб вышла нежность.

не позволь ему больше меня собрав
всю в ладони видеть насквозь, нагую.
сделай так, чтобы он отпустил рукав,
когда сердце безжалостно атакует.

запрети мне, господи, помнить курчавый волос,
помнить смех его и какой он любил табак.
запрети мне мысленно слышать надменный голос
и идти на него послушною, как раба.

запрети мне, господи, помнить его лицо,
помнить как обдувало нас с ним морским муссоном.
и какой медный вкус оставался, словно бы вдруг лизнул кольцо
когда он подползал целовать меня тёплый, сонный.

запрети мне, боже, не только помнить, но даже знать,
что он где-то есть, что он спит в изголовье чьём-то.
что он любит по-прежнему с сахаром чай, вермут и танцевать,
и ему безразлично, что я отпустила чёлку.

пощади же, господи, эта дурь
так ломает, крутит, что проще слететь с катушек, чем выйти в дамки.
дай ответ мне, боже, сколько в небе застывших крошек
и давно ли, господи, у тебя столь карающие повадки.

запрети мне, господи, солнце его ресниц
вспоминать. как волнами лизало ступни.
как бежало токами меж ключиц
то, что пагубно и преступно.