У пятилетнего Данилки случилась самая большая беда, какая только может случиться мальчика или девочки, — у него умерла мама. Болела, болела и умерла. Сначала Данилка ходил как пришибленный: он как-то понять не мог, что же такое случилось с его мочкой, почему ее больше нет ни дома, ни больнице, ни на улице возле дома? Он все вглядывался и прислушивался, и никак не мог поверить в то, что это его настоящая мама лежала в том длинном коричневом ящике с оборочками, который чужие дяденьки накрыли крышкой, заколотили гвоздями, а потом зарыли в землю. Он чувствовал, что это не так, что это неправда, но спорить со взрослыми он не умел и не хотел — не до того было Данилке. Он просто сидел часами на одном месте и все ждал и ждал, что его позовут и повезут к маме в больницу. Или она сама появится, подойдет к нему, сядет рядом, обнимет его и скажет:
— Данилка, это же неправда! Я не умерла!
Но мама все не приходила и не приходила.
Иногда он начинал плакать, но тут кто-нибудь из взрослых, даже папа, говорил ему:
— Не плачь, Данила, будь мужчиной! Слезами горю не поможешь!
Данилка и сам изо всех сил крепился и не плакал. А для этого лучше всего было сидеть на одном месте, смотреть в одну точку и стараться ни о чем не вспоминать и даже ни о чем не думать. А это было неправильно! Но некому было объяснить бедному Данилке, что он делает не так и почему это неправильно.
И вот тогда, видя эту беду, решил Данилкин Ангел Хранитель, что пора ему вмешаться. Взял он и приснился как-то ночью Данилке. Встал перед ним — лицо светлое, крылья белые, стихарь — это форма такая ангельская — переливается всеми цветами радуги.
— Здравствуй, Даниил! — говорит во сне Ангел Хранитель Данилке. «Даниил» — это было Данилкино полное имя, данное ему при Крещении.
Здравствуйте, — отвечает, тоже во сне и вежливо, как его мама с папой учили, Данилка. — А вы кто?
— Я твой Ангел Хранитель. Пришел говорить с тобой.
Данилка в ответ промолчал — он не знал о чем можно с Ангелами разговаривать.
— Слышал я, Данилка, что тебе взрослые советуют о маме твоей не плакать.
— Они… Они говорят, что я маму слезами огорчаю. А я вовсе не хочу ее огорчать! Только это очень трудно и вот тут, — он погладил себя по груди, — очень больно — не плакать, когда хочется, — ответил честно Данилка, и слезы тут же подступили у него к глазам и к горлу, да так близко, что он и во сне чуть не заплакал в голос. Но сдержался — как обычно старался сдерживаться. И ему опять стало больно в груди и в горле.
— А как ты думаешь, Данилка ты мой, для чего даны человеку слезы? — спросил Ангел.
— Не знаю… Раньше я думал, что это для того, чтобы показать, что тебя пора пожалеть.
— Правильно ты думал, Даниил. Когда один человек, особенно маленький, плачет, а другой, тем более взрослый, его жалеет — сразу половина боли проходит. Так?
— Так. Я когда совсем маленький был, никогда не плакал сразу, чтобы слезы зря не тратить. Я сначала бежал к маме, добегал до нее и тогда уже начинал плакать. Мама брала меня на руки, жалела, дула на коленку — разбитая коленка сразу переставала болеть.
— Вот видишь, получается, что слезы вызывают жалость и сочувствие — и этим снимают боль. Как будто смывают ее. Так вот и в горе, Даниил. Слезы тебе для того и даны, чтобы без всяких слов сказать другим людям: помогите мне! Чтобы близкие помогли тебе своим сочувствием. Когда горе настоящее, слез не надо стыдиться. Ты меня понимаешь?
— Не очень, — честно ответил Данилка.
— Ну хорошо. Тогда я тебе просто покажу, что такое твои слезы о маме. Давай мы вот что сделаем, Данилка, — мы с тобой поплачем о твоей мамочке вместе! Вставай с постели!
Данилка послушно встал.
— Хорошо, что у тебя в комнате висит икона Божьей Матери, нам далеко идти не надо! — одобрительно сказал Ангел. — Становись рядом и давай плакать вместе. Ну, плачь, не бойся и не стесняйся! — и Ангел обнял Данилку за плечи и прижал к себе. И, конечно, Данилка сразу же заревел, а слезы побежали у него по щекам и закапали… Но не на пол они закапали, а прямо в подставленную ладонь Ангела.
Данилка плакал и приговаривал:
— Мамочка моя! Ты куда ушла? Мне без тебя так плохо-плохо, мамочка!
И хотя он жаловался и говорил о том, как ему плохо, на самом деле ему становилось все легче и легче! То ли потому, что уж очень много невыплаканных слез у него внутри накопилось, то ли потому, что Ангел его так ласково гладил по плечам. Он плакал и плакал… А потом стал переставать, потому что слезы у него как-то кончились, и он уже только всхлипывал да вздыхал.
И тут Ангел протянул ему ладонь и показал в ней горсть маленьких светлых жемчужинок.
— Знаешь, Даниил, что это?
— Нет.
— Это твои слезы о маме — святые и невинные детские слезы. Вот они и превратились в драгоценный жемчуг. Видишь, какое чудо?
Данилка кивнул и осторожно, одним пальчиком, потрогал удивительные жемчужинки.
— Но это еще не все, Данилка! — сказал Ангел. — Теперь давай мы с тобой помолимся о твоей маме Господу. Видишь, вот Он на иконе сидит на коленях у Своей Мамы — у Божьей Матери. Повторяй за мной: «Упокой, Господи, в светлом Твоем Раю мою мамочку. Даруй ей прощение и утешение! А мои слезы прими, Господи, как молитвы о ней!» Данилка старательно и доверчиво повторял слово за словом все, что сказал ему Ангел. А пока они молились, Ангел откуда-то взял серебряную нить и стал нанизывать на нее одну слезную жемчужинку за другой. И получались бусы! И когда они кончили молиться, Ангел связал концы серебряной нитки и сказал:
— Ты, Даниил, будешь плакать о своей маме, а я стану собирать жемчужинки и нанизывать их на нить твоей молитвы. Представляешь, какое замечательное ожерелье для мамы у нас получится?
Данилка поднял глаза на Ангела. Ангел правильно понял его удивленный взгляд.
— «Ожерелье», Даниил, — это так по-старинному называются бусы.
Данилка кивнул.
— А знаешь, что мы сделаем с этим ожерельем, когда ты выплачешь все свои слезы и они превратятся в жемчуг?
— Ты отнесешь эти бусы моей маме?
Да. Я скажу, что ты плакал о ней, пока были слезы и хотелось плакать. К тому времени ты перестанешь плакать. Но перестанешь не потому, что будешь по-глупому крепиться изо всех сил, а потому что выплачешь слеза ми самое горькое свое горе. И останется только любовь к маме, светлая печаль о ней и молитва. А мама твоя в Раю будет носить драгоценное ожерелье из твоих жемчужинок и тоже помнить о тебе и молиться. И вот когда она будет проходить райскими садами, а Пресвятая Богородица увидит ее, Она скажет святым девам, сопровождающим Ее: «Вот идет счастливая мама! Видите, какое на ней чудное жемчужное ожерелье? Это значит, что ее дитя плакало о ней святыми слезами, соединяя их с молитвой к Моему Сыну. Слезы превратились в жемчуг, молитвы — в серебряную нить, вот и получилось такое дивное украшение, подарок от любящего сына». — Ангел погладил Данилку по голове и спросил: — Ты все понял, Данилка?
— Я понял, — сказал Данилка. — Про слезы понял и про бусы для мамы. Так получается, что я правильно думал и мама моя не умерла?
— Нет, не умерла. Это тело ее спит там, в могилке под цветами. А сама она жива.
— Она у Бога?
— Ну, конечно!
— Я так и знал! — сказал Данилка и улыбнулся, и при этом еще две невыплаканные самые маленькие слезинки выкатились с его глаз, прокатились по щекам и упали на пол. Но Ангел наклонился и подобрал две последние жемчужинки. После этого он подвел Данилку к кровати, уложил его, подоткнул со всех сторон одеяло, поцеловал его в макушку, перекрестил и улетел. А Данилка уснул.
Проснулся он рано-рано, когда в доме все еще спали. Оделся, умылся, подошел к иконам, вздохнул… и заплакал. Поплакал-поплакал, а потом вспомнил, что без молитвы из одних только слез красивые бусы для мамы не получатся, и стал прилежно молиться.