Где реки похожи на барсов
И прыгают с горных вершин
Слыхал я, что есть у аварцев
Жестокий обычай один —
Коль восемь десятков минуло
Отцу, что ещё не почил
В корзине его из аула
На кладбище сын относил
Печально, темнее агата
Терзались сыновья сердца
И плакал невольник адата
Живым хоронивший отца
Казалось, мир в камень закован
К скале прижималась скала
Но совесть схлестнулась с законом
И верх над законом взяла…
Вещает из древности дальней
Легенда устами гонца:
Однажды невольник печальный
Могилу копал для отца
Шел снег, и земля леденела
И заступ тяжелый стонал
И медленно двигалось дело
И парень измаясь устал
Вдруг голосом полным заботы
Участливо старец изрек:
— Присядь, отдохни от работы
Дай я покопаю, сынок.
Меня погребешь, а корзину
С собою захватишь, она
В свой срок твоему ещё сыну
Окажется тоже нужна…
Тут парень, отбросив лопату
И двинув корзину ногой
Воскликнул: «Такому адату
Я быть не желаю слугой!»
Как — будто и впрямь с того света
Домрой возвратился старик
Сочли за пророчество это
И новый обычай возник
С тех пор до столетья аварцы
Счет собственным годам ведут
А после, столетние старцы,
Годов не считая живут.