***
Молодая женщина торопливо развернула телеграмму и несколько раз беззвучно прочитала: «Срочно приезжай. Он в тяжелом состоянии. Ты ему нужна».
Поезд и её мысли мчались с бешеной скоростью, как- будто пытались друг друга обогнать. Её взгляд был устремлён в окно, где картинка менялась с неимоверной быстротой. Она не старалась что — то там разглядеть и на её лице не было ни капельки интереса к происходящему за окном. Она смотрела в никуда и одновременно медленно пила кофе, стараясь сохранять свою грациозную осанку и манеры настоящей мадам.
*
Медсестра в белоснежном халате проводила её до палаты, где лежал он, и настоятельно попросила: «…только нельзя ему волноваться».
Посетительница осторожно открыла дверь и робко вышла в светлую, ослепляющую белизной, палату. Даже белый кафель на стене и полах вульгарно отражал яркий свет больших медицинских прожекторов. Этот запах раствора то ли хлорамина, то ли фурациллина напомнил ей её прошлое… Ведь она тоже когда-то представляла милосердное поприще белых накрахмаленных халатов и тоже давала клятву Гиппократу. Да, она любила свою работу, но никогда не любила находиться в роли пациента, не любила гнетущую обстановку в палатах, особенно, если там лежали тяжело больные. Вот сейчас… царящая тишина, томительно ожидающая чего-то. И только монотонный пульсирующий периодически звук медицинского аппарата с различными трубочками и проводами врезался в таинственную тишину и делил эту тишину на отрезки определённого решающего времени.
В центре палаты лежал он обездвиженный с закрытыми глазами, погруженный весь в белую, отдающую синевой неба, простынь. Она тихонько подошла ближе и присела. Некоторое время она молча сидела, разглядывала его, ожидая самостоятельного пробуждения.
Пустота внутри… Необыкновенная легкость и пустота внутри. Это была прекрасная безмятежность в душе после неприятного привкуса разочарования и очередной обиды. В её сознании не умещалось всё то былое и его нынешний образ перед её глазами. Всё, что с ней сейчас происходило, это был «необратимый процесс» и, если бы даже кто-то из вне вмешался и постарался вернуть её прежнюю, она бы уже сама никогда этого не захотела. На какое-то мгновенье ей вдруг захотелось бежать прочь. Но её что-то удерживало здесь. Жалость? А, может, вина и некая ответственность за происходящее?
Наконец, она произнесла его имя. Он медленно приоткрыл глаза и его усталый от боли взгляд упал на неё. Они ничего друг другу не говорили, но казалось, что они разговаривают взглядом. Он продолжал оставаться неподвижным. Неожиданно участились сигналы медицинского аппарата, которые до недавнего времени размеренно делили подругу-тишину. Она растерялась. Обстановка накалялась. В палате мгновенно появился медицинский персонал, который засуетился над больным. У неё в голове промелькнула ужасная мысль: он умирает… На её лице появился страх, проступили капельки холодного пота, закружилась голова и теперь она ничем не отличалась от этого сияющего белизной кафеля. Одна из медсестёр подошла к бледной посетительнице и вполголоса спросила, проявляя заботу:
— С вами всё в порядке? — и, не дождавшись ответа, взяла её под руку и вывела из палаты.
Молодая женщина сидела на кушетке в процедурной и судорожно пила капли из стакана, теряясь в догадках: что заставило биться сердце сильнее? Радость или злость? Это так свойственно ему — всегда быть непредсказуемым, вводящим в недоумение…
А тем временем в палате воцарилась привычная тишина, разделяющая своё существование с периодически пульсирующим монотонным сигналом, где он погрузился в очередной глубокий сон.