Дальше мы рыбачили молча. Поль забрасывал сеть ещё два раза, я помогал ему распутывать сеть, вытаскивая из неё рыбу. Наполнив корзину, мы понесли её домой. Солван и Заря тут же во дворе принялись её разделывать, по очереди убегая в дом проведать малыша.
— Мне пора к отцу, — сказал Поль, — Ты со мной?
Я кивнул. Мы вышли, но у подножия «кузнечного» холма я остановился. «Если это село начало пути и, плюс ко всему, время здесь сравнимо со средневековым, то мне просто необходимо холодное оружие.» Я только хотел сказать это Полю, как перед нами появилась четвёрка местных парней. Самый высокий, с большим тесаком за поясом, брезгливо улыбался.
— Что, ущербные, гулять больше негде?
Поль стал пятиться назад, шепча: «О, боги, хотел же задворками пройти…» И упёрся спиной мне в грудь. Вот только я пятиться не стал. Сколько раз с такими вот отношения на дискотеках выясняли, сначала оскорбляли друг друга, потом «фонари» ставили, а потом вместе с ними же за одним столом пиво пили… Отодвинув в сторону Поля и безо всякого предупреждения отдавив пяткой ногу наглеца, я фалангой указательного пальца двинул верзиле в глаз. Тот заорал и сложился пополам, закрыв лицо руками. Стараясь не потерять эффекта внезапности, я заехал второму ногой по причинному месту, выхватил его дубинку и ей же саданул по коленке третьего. А на четвёртого просто посмотрел, скорчив самую грозную мину.
— Поль, беги к отцу! Здесь я сам, — сказал и пошёл к кузнице.
Парни очухались быстро, но месть отложили на потом, так как мне навстречу вышел Кузнец. Великан, каких свет не видывал. И я, впрочем, тоже. Никогда не видел совершенно лысого человека, в том плане, что у него даже бровей не было.
— Лихо! — улыбнулся он, когда я с ним «поравнялся» (человек метра два ростом, не меньше). — Только глупо и как-то нечестно, может, они и не хотели тебя бить.
— Ага, а не дали пройти и назвали ущербными из жалости.
— Сначала друзей надо заводить, а потом уже врагов.
— Первые друзья у меня уже есть.
— А первые враги для равновесия? Что ж, тоже верно. Зайдёшь или тут потолкуем? — кузнец открыл дверь, из кузни обдало жаром, я аж зажмурился и лицо закрыл. А кузнец захохотал, закрывая дверь, и, отсмеявшись, представился: «Лысый Молот». «Логично», подумал я.
— Антон, — рефлекторно протянул ему руку. Кузнец посмотрел на мою открытую ладонь, потом на меня вопросительным взором.
— Понял, — опомнился я. — У нас так приветствуют друг друга. Извините, привычка.
— А-а, я уж подумал, подаяние просить пришёл.
— Нет, но просьба у меня есть.
— Говори.
— Во сколько такому нищему как я обойдётся сделанное тобой оружие?
— А взглянуть на готовое не хочешь?
— Давай.
Он повёл меня в мастерскую. Склад был в подвале. Чего здесь только не было, но в основном для сельскохозяйственных нужд. А у дальней стены стояло и висело, каждое на своём месте, оружие. Простое, добротное, без изысков. На боковых стендах у «оружейной» висели доспехи. Вот где внутри меня проснулись воинствующие предки! Любовь к холодному оружию у меня в крови: дед учил меня обращению с палкой и стрельбе из самодельного лука, отец — обороне с ножом и против него. Несколько лет в секции рукопашного боя научили владеть телом.
Меня заворожили кинжалы, копья, топоры, щиты, шлемы, кольчуги. Как в Эрмитаже, только здесь всё не настолько старое, и можно трогать руками.
_- За погляд денег не возьму, только за вещь — вещь отдавать надо. Что у тебя на обмен?
Я его не слышал: четырёхгранный, острый как бритва кинжал заворожил моё внимание. Тяжёлый, длинный, из воронёной стали, идеально сбалансированный. Размером с галльскую спату, он внушал чувства силы и вседозволенности. Мне не хотелось выпускать его из рук.
— Эй, парень! Чем расплачиваться будешь?
Я бережно положил оружие на место и заворожённым голосом ответил:
— Не знаю, но я вернусь за этим. Назови цену.
— Десять серебряков. Хотя… И пяти хватит: я вижу, как ты на всё это смотришь, не с кровожадностью, но с любовью. Так и быть, принесёшь пять серебряных монет, и «клевер» твой.
— «Клевер»?
— «Клевер-четырёхлистник», знаешь про такую траву?
— Слышал.
— А у этого кинжала четыре грани, словно четыре лепестка.
— Понятно, — я бешено перебирал в голове все возможные варианты добычи денег. Не заметил, как вышел из подвала и пошёл к дому Вухрована.
А внизу меня уже дожидался отряд местной гопоты. У кого одна, а у кого и две дубины в руках. Останавливаться? Щаз-з-з! «Сделав морду кирпичом, вскинув пальцы веером», я утробно прорычал: «Ща порву всех на!!!»
Пока до этих деревенщин дошло, что отступать я не собираюсь, я подошёл к их лидеру, тому самому, «безглазому», и двумя пальцами схватил за нос, повернул и потянул к земле, выхватил его кинжал и приставил к горлу лезвие.
Немая сцена. Нос бедолаги я отпустил, зато теперь давил ножом на горло одной рукой, а другой, склонив его голову, держал «пострадавшего» за волосы.
— Вы бросаете палки, а я с вашим другом иду, куда шёл, вы идёте по своим делам.
Отряд, бросив своё дубьё, расступился. А когда мы отошли, я спросил у пленника:
— Где твой дом и родители?
— Не вижу!
Я приподнял его голову, чтобы дать ему осмотреться, и опять нагнул, ни на мгновение не ослабляя давление ножа. Парень вытянул руку и указал пальцем на самый большой дом. Я не удивился: самые борзые — самые богатые. Мы подошли, и я ногой постучал в открытую дверь, а затем отошёл с пленником за калитку.
В дверном проёме показался в меру упитанный и не в пример Вухровану разодетый бородач. Увидев меня, удивился, а когда я вновь поднял голову его непутёвого отпрыска, его удивлению не было предела. Наверняка не раз слышал о наглости своего сыночки, но чтоб так себя вели по отношению к нему самому, да ещё кто — чужак!
— Твой сын напал на меня! Я требую честного боя или выкуп!
— Как ты смеешь?! — взревел бородач. — Кто ты такой?! Отпусти его немедленно! Я прикажу тебя утопить!
— Я ищу справедливости! В этой деревне справедливости нет! — в любом другом месте моего мира я бы так не поступил, но здесь, в это время, были другие обычаи и законы, про которые я немало книг прочитал. Я специально «играл на публику»
Пол-деревни видело, как я разогнал «великолепную четвёрку», вся деревня наблюдала, как я пленил «главаря» местной крутизны. И теперь вся деревня любуется, как я взываю к справедливому суду.
— Твой сын дважды напал на меня!
— Брешешь!!! — хотел обозвать, да при всём честном народе постеснялся староста.
В этот момент и подоспели Поль с отцом. И пока сын дровосека в красках расписывал «хорошие» поступки сына деревенского старосты, на мою руку с ножом легла тяжёлая ладонь кузнеца. Пленник освободился и со всех ног рванул за отцовскую спину.
— Я требую поединка! — повторил я.
По толпе людей прокатился нарастающий ропот. Вот что значит накипело!
— Поединок! — кричала деревня. — Даёшь поединок!
— Будет поединок! — заставил всех замолчать старейшина.
Толпа начала расходиться. Старейшина толкнул непутёвого потомка в дом и исчез там сам. Кузнец с дровосеком подхватили меня под руки и повели домой к Вухровану. Поль за нами следом вёл Рыжака с телегой.
— А ты отчаянный малый, — улыбнулся кузнец, внимательно изучая мою новую «кожанку».
— Спасибо, что вступился за Поля, — вставил Вухрован.
— Этот увалень никому прохода не даёт, а мы всё никак управы на него не найдём. Ровесников, равных ему по силе, нету, да к тому же ещё и сын старшины. Сколько раз пытались вразумить его, всё без толку. А в честном поединке с ним сойтись некому.
— Я тебе в пояс щитки вставлю, а остальное, извини, слишком плотно на тебе сидит, мешать только будет, — предложил кузнец.
— Ты, главное, не сробей в последний момент, а мы опосля предъявим: если эта орясина уже на гостей кидается, то как тогда отец его воспитывает?! И ни к чему нам во главе селенья отец «бешеного»!
— А почему бой сразу не начали?
— Это традиция, поединщики должны подготовиться; как солнышко верхушек деревьев коснётся, так всё и начнётся, кто после заката на ногах будет стоять, тот и победитель, а кто нет — того «солнышко и закатилось».
— Во время поединка что-нибудь запрещается?
— Использовать оружие, а в остальном каждый бьётся как умеет.
Тут за окном раздался гул толпы: «Поединок!»
— Пора, — сказал кузнец. И мы вышли во двор. На ясном небе солнце клонилось к закату. Поглядеть на поединок вышла вся деревня.
Перед холмом кузнеца выстроилась «живая стена», посреди которой сидел на скамье сын старшины. Я вошёл в круг и окликнул верзилу:
— Как тебя зовут?
— Я Сатрог! Запомни это, наглец!
— Я Антон. Как глаз, видит? А нос дышит?
Сатрог побагровел, вскочил, взмахнул руками и разнёс лавку в щепки. Не успел он разогнуться, как я в два прыжка сократил расстояние между нами, нырнул под левую руку, два боковых удара по корпусу, захват головы и двойной удар коленями по его многострадальному носу.
Парень взвыл, а я довершил атаку подсечкой. Сатрог тушей грохнулся на спину, я оторвал от его лица одну руку, заломил мизинец одной рукой, а другой надавил на больной глаз. Здоровяк попытался вырваться, но я удвоил усилия, и он замер, подвывая от боли.
— Сдаёшься?!
— Да-а-а! — с трудом выдавил он из себя.
— Громче! — потребовал я.
— Да! Отпусти!
Я отпустил его и пошёл к старшине, наблюдавшему за боем в первых рядах.
— Сзади!
Я отскочил в сторону, и камень, брошенный Сатрогом, ударил в плечо старшине. Мужики завалили и сразу же связали увальня. Знахарки обступили старшину и увели его в дом. Сатрога, как я потом узнал, закрыли в погребе. А мы — я, семья Вухрована и кузнец — сидели за столом.
Они шумно обсуждали произошедшее, а я пытался понять, что на меня нашло: нет, я не трус, но настолько агрессивным я никогда не был. Что делать дальше? Куда идти? И самое главное: как попасть домой?
Заря смотрела на меня оценивающим и одновременно жалостливым взглядом. Она первая обратила внимание на моё состояние и попросила брата помочь, поскольку сама стеснялась.
— Не кручинься, — отвлёк меня от раздумий Поль.
— Я в порядке, — ответил я и «нарисовал» улыбку.
— Зарю не обманешь. Послушай, наша деревня два раза в год отправляет караваны на ярмарку.
— Можно спросить у отца разрешение, чтобы до следующей ярмарки ты пожил с нами.
Лысый Молот и Вухрован повернулись ко мне, они слышали наш разговор.
— Пожалуйста? — спросил я.
Вухрован посмотрел на жену, она кивнула, и дровосек ответил:
— Оставайся.
И я остался. Только «жил» я всё больше у кузнеца, пытался обучиться его ремеслу, а в свободное время упражнялся с разным оружием Молота. Особенно по душе мне пришлось короткое копьё и тот самый четырёхгранный меч.