Фамилия его была Исмаилов. Простая такая дагестанская фамилия. Да и сам он ничем не выделялся среди земляков. Классический даг: по-обезьяньи небритый, переваливающийся с ноги на ногу, руки в карманах, ремень распущен. Подшива в сантиметр толщиной пришита черными нитками. Ротный наловчился отрывать подшиву у Исмаилова одним движением указательного пальца правой руки. Как встретит — палец под воротником и резким рывком рвет:
— Подшиться!
Через 10 минут Исмаилов гуляет по расположению с новой подшивой, пришитой теми же черными нитками. А чего ему — молодых много, любому сунул комок, в лоб дал для профилактики — подошьет, никуда не денется. Сами даги в бригаде до ручного труда не опускались.
В батальон пришел новый командир — молодой майор, только что из академии, планов громадье, все дела. Батальон начинал работать в 7 утра, заканчивая в третьем часу ночи. Некоторые офицеры даже до поселка потом спать не ходили — а чего полчаса в один конец тратить, легче в чудильнике переночевать у холостяков.
Одним из нововведений молодого комбата была парольная система. После отбоя в батальон можно было попасть, только зная пароль. Введен был принцип дополняющего числового пароля. То есть на текущий день устанавливается паролем определенное число, допустим «двенадцать». Тот, кто желает пройти в казарменное помещение после отбоя, стучится в запертую дверь. С обратной стороны к ней подходит, как правило, помощник дежурного по батальону или дежурный по одной из рот и говорит, скажем, «пять». Тот, кто стоит на улице должен найти число, дополняющее названное из казармы число до текущего пароля. В математике это называется модулем разности. Скажешь «семь» — и отпирается огромный засов с внутренней стороны казармы. Скажешь «шесть» или иное число — и хрен тебе на рыло. Несмотря на звания и должности.
Как-то раз сержант не пустил в казарму комбрига. Так комбат ему выписал 5 суток к отпуску. Естественно, такой кусок халявы не оставил равнодушным личный состав батальона.
В тот день совещание командиров частей и подразделений в бригаде закончилось довольно рано — около полвосьмого вечера. Время летнее — конец августа. Офицеры и прапорщики сидели в курилке и травили анекдоты, истории из службы, рассказы о бабах и тому подобное. И одновременно внимательно следили за зданием штаба бригады. Как только оттуда повалили люди, все встали и побрели в ленкомнату на совещание в батальоне. Пришел комбат. Совещание в батальоне не особо затянулось — задачи были нарезаны всего-навсего к десяти вечера. Отпуская личный состав, комбат назначил пароль на сегодня. Незамысловатый пароль. Дабы люди не перетруждались. «Десять». Все радостно свалили.
Комбат жил ближе к поселку. Дойдя практически до дома, вспомнил, что в батальоне ему чего-то было надо. Чего ему было надо, история умалчивает, да и неважно это. Пришлось возвращаться.
Дежурным по батальону заступил старшина радиорелейно-кабельной роты старший прапорщик Лукьянов. Макс в народе. Помощником дежурного на беду заступил рядовой Исмаилов. Время было уже к одиннадцати вечера, команда «Отбой» была подана. В казарме наступила тишина. Макс читал какой-то детектив, Исмаилов в углу дежурки слушал народные дагестанские песни по старому расхлябанному кассетнику, монотонно подпевая, и мастерил себе какую-то мелочь к дембелю. То ли подкладки под значки из белого пластика, то ли аксельбант из белых капроновых нитей с выхолощенными калашниковскими патронами на концах кистей.
В дверь сильно постучали. Макс, подняв правую бровь, тем же глазом посмотрел на Исмаилова и махнул головой по направлению к входу в казарму.
Исмаилов тяжело вздохнул и, кряхтя, направился к двери.
— Шесть! — с жутким акцентом сказал он.
— Четыре, — спокойно сказал с другой стороны комбат. — Открывай!
— Нэ аткрою, — так же спокойно сказал Исмаилов.
— Не понял? — удивился комбат.
— Парол нывэрный! — объяснил свою наглость Исмаилов.
— Чего? — не понял комбат.
— Парол, гавару, нывэрный!
— Исмаилов, ты чего там курил? — поинтересовался комбат, на всякий случай в уме сложив шесть и четыре и получив требуемый пароль. — Шесть плюс четыре будет десять, ты чего — охренел в атаке, человече?
— Нэ будет дэсят!
Макс в дежурке отложил книгу и стал внимательно прислушиваться, изредка тихо хихикая.
— Исмаилов, сука, открывай дверь!
— Ны аткрою! — Исмаилов понял, что вот она, обещанная комбатом проверка с его стороны, и, кажется, светят пять суток к отпуску.
Комбат начал звереть.
— Исмаилов, етит твою мать, дверь открывай, сволочь!
— Ны аткрою! Нильзя!
Комбат дошел до точки кипения.
— Исмаилов, блять, ты считать умеешь, гондон рваный?!
— Умэю!
— Шесть плюс четыре сколько будет? Десять?
— Нэт!
— Ну! Ну, сука! Выдрочу щас! Уебище пятнистое! Слышь, харя!
— Слышу, таварыщ майор!
— Дверь открывай, сука сраная!
— Нэ аткрою!
Макс затаился в дежурке, давя хохот.
Комбат принял единственное на тот момент правильное решение.
— Слышь, воин, ибена мать! У тебя на руках сколько пальцев?
Исмаилов надолго замолк.
— Ты чо там — уснул, грызло?
— Дэсят, таварыщ майор!
— Ну слава тебе, Господи, хоть в этом ты с Аллахом скоординировался. Исмаилов, сволочь!
— А?
— Сожми кулаки, уебище! — комбат начал повторяться в эпитетах. В обычном состоянии он себе такого не позволял. Но в экстренных случаях словарный запас у него сокращался.
— Ну, сжял!
— Отогни шесть пальцев!
Исмаилов снова замолк.
— Ну? Отогнул?
— Атагнул!
— Теперь еще четыре отогни, гнида горбоносая! И посчитай, сколько получилось!
Исмаилов снова замолк. Комбат терпеливо ждал окончания вычислительного процесса.
— Вай, таварыщ майор! Сычас аткрою, таварыщ майор! Сычас!
Комбат дождался, пока Исмаилов отодвинет засов, спокойно зашел в казарму, взял своим кулачищем Исмаилова за камуфляжную куртку на уровне верхних карманов, поднял на уровень своего лица и стал методически стучать его спиной о стенку.
— Дежурный!
Макс появился из дежурки.
— Товарищ майор, дежурный по батальону сташ прапщ Лукьянов!
Комбат отпустил Исмаилова и тот, поднявшись с пола, исподлобья смотрел на обоих начальников.
— Лукьянов, завтра наряд не сдадите до тех пор, пока эта сука не сдаст мне зачет по таблице умножения. И не приведи Господи, он ее не сдаст — на вторые сутки пойдете.
— Есть!
В полвосьмого утра они плотно сидели на таблице умножения на три.