Губы твои пахнут кофе и пряным летом,
близость их кровь разгоняет по венам лихо…
Свеж и прозрачен воздух. Вокруг так тихо,
лишь фонари наполняют пространство излишним светом…
В лунной мистерии плещутся звездные сонмы, —
так, по-особому, звезды даруют нежность.
И под Большой Медведицей вечность
только для нас остановит время в ночи полусонной…
Теплая южная ночь упадет в ладони.
Как же бегут минуты, часы, мгновения
рядом с тобою. Мелодией грехопадения
ночь зазвучит и небо звезду уронит…

Иногда в темноте, за попыткой суметь уснуть,
Она слишком пытается врать себе, что не помнит,
Как сливались два тела в тиши сочиненных комнат,
Как всего лишь от взгляда его вдруг вздымалась грудь.

Как тепло расходилось по каждой из тонких вен,
Как потело стекло за спиною, и подоконник
Стойко чувствовал жар от горячих ее ладоней,
Когда брал он ее прямо там — разомлевшей — в плен.

Как два тела дрались: к сердцу сердцем, к бедру бедром,
Растворяясь во власти бессвязных речей и стонов,
Ибо было им не до табу и пустых законов,
Ибо крыл все законы бесстыдный, иной закон.
… показать весь текст …

Буквы, слоги, слова — это рвется опять из груди
И ложится покорно под пальцы на клавиши стих.
Он прочтет — это, в общем-то, всё, что их ждет впереди.
Он прочтет и представит, как город полуночный тих.
И средь тысячи окон представит, конечно, одно,
За которым к ней сон почему-то никак не идет.
Будет грусть. И покажется даже, что любит он, но…
Он умеет с собой совладать. Распрямится, вдохнет…

А потом будет день, будет ночь. Снова день. Снова ночь.
Грусть — она не навек. Вновь срифмует, но вроде не ей.
А она просто делает вид, что легко. Что невмочь
Ей такие вот рифмы — забыть. И как можно скорей.
И опять выгорает дотла, подбирая слова,
… показать весь текст …