Июньским утром возле горожа
На «шестисотом» он наводит лоск,
И слой за слоем, ровно, не спеша
Втирает солнцем разогретый воск.
Сынишка юркий рядом, лет пяти,
Недюжий проявляет интерес.
Кричит отец, и требует уйти —
Он десять лет копил На Мерседес.
Но вот иссякло время и запал,
И в марафет внесен последний штрих.
А где же сын? Был тут и вот, пропал.
— «Ох, не к добру, видать, бандит затих».
И, обойдя кругом, отец застыл —
Царапины везде, на полкрыла,
А рядом улыбающийся сын
Стоит, держа в руке кусок стекла.
И помутился разум в тот же миг,
Схватив мальчонку с криками: «Не тронь!»,
Что силы стал, покуда сын не стих,
Мозжить о гравий детскую ладонь…
… В больнице ночь и белый потолок,
И на часах двенадцать без пяти…
— «Скажите, доктор, как там мой сынок?»
— «Пришел в себя. Но пальцев не спасти».
Себя не помня, плача и кляня,
У изголовья сел отец: «Я тут…
Сынок, родной, малыш, прости меня…»
— «Не хныкай, пап. А пальцы отрастут?»
… В ту ночь горел злосчастный Мерседес —
Эквивалент сыновнему теплу,
И искрами взлетали до небес
Кривые буквы: «Я ТИБЯ ЛУБЛУ»…