Здравствуй, мама, нынче пишется само,
Лунный свет… Я даже свечи погасил.
Вот пишу тебе прощальное письмо,
Нету больше ни терпения, ни сил,
Ни восторга нет теперь, ни куража,
И куда-то подевался весь азарт.
Лупит снайпер со второго этажа,
Так прицельно, что какой там, к чёрту, фарт!
И ни голову не высунешь, ни нос…
Нет, затихли, совершают свой намаз.
Их Аллах, видать, сильней, чем наш Христос,
Если нас тут гибнет больше в десять раз.
А они здесь, ма, такие, как и мы —
Пашут землю, любят горы и коней,
Бесшабашны, но наивны и прямы,
Да живут суровей. Строже и бедней.
Нас тут, видимо, продержат до конца,
Мы зависли, точно жерех на блесне.
Жаль, избыток где-то цинка и свинца
Стимулирует участие в войне…
Мам, не бойся капель крови на листке,
Не волнуйся, вся на месте требуха,
Просто кожу ободрало на руке,
Я не ранен, поцарапан, чепуха.
Нас тут двое — только я да пистолет.
Пуля-дура просвистела и ушла,
Лишь повис хрустальным звоном флажолет
Тонким эхом от разбитого стекла.
Мы прорвёмся…
Мне бы в баньку, хоть на час!
А потом с бутылкой пива на софу…
Ма, в горах-то к звёздам ближе, чем у нас,
Да и к Богу, правда, рядом, тьфу-тьфу-тьфу…
Знаешь, ма, а Колька-рыжий тоже жив,
Правда, в плен вчера попал к боевикам.
Только я, да Николай на весь призыв,
Остальные — грузом двести — по домам…
Маловато нас на склонах этих круч,
Но приказано держаться до утра…
Мам, я выживу, не бойся, я везуч!
Значит свидимся.
Пока!
Уже пора…
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН
(«Это было в Афгане. Молодой паренек, сирота писал в ученической тетрадке письма маме, но отправить их было некому, вот и хранил тетрадку с письмами в сапоге, там ее и нашли потом…» Алексей Порошин)